Кинжал Зигфрида

Барон вспомнил, как содрогнулся всем телом при виде «Копья Судьбы», которым, по преданию, был пронзен Христос. Римский центурион Гай Кассий Лонгин вонзил железный наконечник между ребер распятого Спасителя, избавив его тем самым от крестных мучений. Копье проделало долгий сложный путь и до последнего времени хранилось в сокровищнице Габсбургов в Вене, пока фюрер не переправил его в Нюрнберг, в надежный бронированный бункер. Еще совсем молодым Адольф впадал в транс перед Копьем Лонгина, часами не мог оторвать от него взора, «безумие овладевало его разумом», как он сам признавался. Почти ежедневно он посещал венский королевский музей, чтобы ощутить флюиды сакральной мощи, исходящие от реликвии.

Гиммлер мечтает перенести «Копье Судьбы» в Вевельсбург – после завершения реконструкции, разумеется. Бесценная реликвия должна занять достойное место в стенах, расписанных рунами…

Однако главной святыней, несомненно, был бы меч Грам, выкованный для Зигфрида. Интересно, что чувствует человек, который прикоснется к нему, возьмется за рукоятку? Ощутит ли он поток силы, возникающий из ниоткуда и наполняющий все вокруг эхом времен?

Робкий стук в дверь прервал полет мысли барона. Подвальное помещение, где он ожидал своего агента, освещалось скудным светом походной лампы. Барон достал пистолет, тихо передернул затвор и встал сбоку от двери, прижавшись к стене.

– Кто там? – спросил он по-французски.

– Мидгард…

Это был пароль.

– Нифльхейм, – прошептал барон, отодвигая щеколду.

Он рисковал, но игра того стоила. Обстоятельства требовали, чтобы об этой встрече никто не знал.

В желтоватый полумрак скользнул юркий, гибкий мужчина среднего роста в одежде обычного парижанина.

– Принес? – все на том же безукоризненном французском спросил барон.

– Вот… – Агент протянул ему сверток.

– А старик?

– Мертв.

Барон отвернулся и взглянул на содержимое свертка. Его сердце замерло и бешено забилось. В голову ударила кровь.

– Тебя не заметили? – спросил он у агента.

– Нет. Все чисто, клянусь!

– Ты заслуживаешь благодарности…

Барон выстрелил. Лицо агента изумленно вытянулось, и он, не издав ни звука, рухнул навзничь на пыльные плиты пола.

– Только мертвые умеют молчать, – пробормотал барон. – Прости, дружище.

Глава 20

Новгород. Наше время

Болезнь Таисии в старину назвали бы нервной горячкой.

Сильнейшее возбуждение, вызванное внутренним надломом, глубочайшим разладом с самой собой, со своими идеалами, измучило молодую женщину. Ее терзали стыд и раскаяние, горькие сожаления по утраченному образу жизни, по аскезе и духовному служению, страх перед предстоящим замужеством. Она вверила свою судьбу мужчине, которого совсем не знала. Как он поступит с ней? Он говорит о любви, но слова ничего не стоят. И куда ей идти, если он ее обманет?

«Поделом тебе! – грозил в забытьи кто-то большой и черный, горою нависая на ней. – Ты сама себя наказала! Теперь ты в нашей власти…»

Таисии было нечего сказать в свое оправдание. Она не заслуживает снисхождения. Она – отступница, поддавшаяся ухищрениям бесовским, продавшая душу за сладкие речи и жаркие ласки. Она не смогла быть монахиней, не сможет стать верной женой даже этому обыкновенному мужчине. Ибо в мыслях она предает его, изменяет ему… с Ангелом…

– Я не от тебя бегу, – шептали ее сухие губы. – От себя…

Но от себя, как известно, не убежишь, не скроешься. И утром она открыла глаза, с ужасом обнаружив, что лежит в чужой постели, в чужом доме, раздетая чужими руками. Как она здесь очутилась? Где старые бревенчатые стены с образами? Где запах сушеных трав? Где все, что было дорого ее сердцу?

Она уставилась в потолок, медленно приходя в себя, вспоминая, как оставила Камку, сестер и могилу Авксентия. Дальше мелькали смутные картинки и ощущения – лесная тропинка, озноб, душный автобус… пыль… шум вокзала… тряска… накатывающая волнами дурнота… опять тряска… чьи-то голоса, какие-то лестницы… А потом? Наверное, ей стало совсем худо, потому что больше в памяти ничего не возникало. Только жар и дрожь да темная пелена перед глазами…

Таисия с трудом поднялась, увидела стопку чистых вещей, накинула халат и, пошатываясь, обошла комнату. Давно забытый мир комфорта и городского быта окружал ее – ковер под ногами, люстра на потолке, красивая мебель, глаженое белье. В Камке-то без электричества не больно погладишь: тяжеленный железный утюг нагревали на печи, изредка, по большим праздникам.

Навыки из прошлой жизни, которые казались утраченными, возвращались быстрее и легче, чем можно было представить. Таисии захотелось встать под горячий душ, вымыться хорошим мылом.

– Михаил! – позвала она.

Никто не откликнулся. Мужчина оставил ее одну. Почему?

Из коридора две двери вели в ванную и туалет. Ее взгляд упал на рюкзак… Значит, инженер Прилукин ушел не навсегда. Не думая, что она делает, Таисия присела на корточки, раскрыла рюкзак и вытащила кучу грязных скомканных вещей. Скорее всего, Михаил захватил их, чтобы постирать. От слабости на ее лбу выступила испарина, голова закружилась. Вещи из рюкзака немного рассказали ей о хозяине.