Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!

Но в то холодное утро Сабуро Терасима верил богам и предкам, которые услышат его молитвы. И хотя боги не вняли страстному зову Сабуро, хотя сыновей все же призвали в армию, он был уверен, что произошло это лишь потому, что он порвал хана на своих старых гета. Ведь всем известно, что оборванный на ноге ремень приносит несчастье.

По старому обычаю, Сабуро сходил с сыновьями в храм предков, чтобы известить предков о переменах в судьбе детей, и сыновья уехали в армию.

И все же боги не оставили своим вниманием сыновей крестьянина Терасима. Их отправили в Токио, где не было никакой войны, где такие же, как они, крестьянские сыновья, одетые в мешковатую защитную форму, жили в длинных, как дорога, казармах. И многие были довольны. Каждый день они получали свой рис, а что касается службы, то самая суровая военная муштра не казалась им тяжелее работы в поле.

Все, кто был хоть немного старше рядовых солдат, — от капрала до командира роты (другие, более высокие начальники были недосягаемы, как император), — все внушали рядовым, что высшая солдатская добродетель есть послушание и выполнение приказаний. Солдат заставляли повторять, как школьный урок: война есть благо. Народ Ямато — высшая раса, ей предназначено небом господствовать сначала в Азии, потом во всем мире. В исполнении этой великой миссии каждый японский солдат имеет преимущество перед другими — умереть на императорской службе.

И еще, чтобы поняли все, даже неграмотные солдаты из самой глухой деревни, им разъясняли: «Японские плотники начинают строить дом с крыши, потом закрывают стены. Солдат — тот же плотник, он возводит Хакко Итио — японскую кровлю над миром, так повелел император Дзимму, внук богини солнца Омиками Аматэрасу…»

И снова и снова: нет выше почести для солдата, как умереть за императора!…

Был на исходе последний зимний месяц — февраль 1936 года. Недавние новобранцы, послушные, как молодые телята, беспрекословно выполняли любое приказание офицеров. Они часами вышагивали на казарменном плацу, стреляли по мишеням, кололи штыками соломенные чучела, кричали «Банзай!» и старательно повторяли поучения о высшей японской расе, которой суждено возвыситься над миром. Иногда солдат поднимали по учебной тревоге, и они в промозглой темноте ночи змеями ползли по сырой холодной земле, вскакивали и бежали в атаку, поражая невидимого противника.

Однажды солдат первой дивизии, как обычно, подняли по ночной тревоге, раздали боевые патроны и погрузили в открытые грузовики. Но почему-то на этот раз машины не поехали, как всегда, в сторону Иокогамы, а повернули к центру столицы. Токийские улицы были непривычно пустынны, и только колонна военных машин высвечивала фарами фасады домиков, рекламные щиты, вывески магазинов. По мере того как автомобили приближались к центру, дома становились все выше, теперь желтый свет фар, отражаясь в стеклах витрин, освещал только первые этажи.

Колонна прошла мимо императорского дворца, отгороженного стеной из крупного тесаного камня и нешироким рвом, заполненным водой. Солдаты благоговейно кланялись жилищу императора, по-военному отдавали честь.

С неподвижными лицами они невозмутимо сидели на струганых деревянных досках, как школьники в классе, только теснее — одной машины солдат хватило бы заполнить целый класс, если бы опять их сделать учениками… Братья Терасима сидели рядом. Дзиро думал о черноглазой Фудзико, и ему было грустно. Ичиро — об отце, вспоминал его рассказ про волка на кладбище, это развеселило его. Они думали о разном с одинаково бесстрастными лицами.

За парком Хибия машины свернули к громаде парламента. Контуры здания с квадратной башней едва обозначались на исходе ночи. Часть машин пошла дальше, к полицейскому управлению, а роте, в которой служили братья Терасима, приказали построиться и не стучать прикладами.

Подошел офицер в каске, с мечом и в белых перчатках. Командир роты вытянулся перед ним, почтительно выслушал приказание.

— Позади парламента находится резиденция премьер-министра. Немедленно окружить здание, занять все выходы. Движение на улице прекратить, при малейшем сопротивлении применять оружие, стрелять без предупреждения…

Командир роты скомандовал: «Бегом!», сам побежал впереди, солдаты с винтовками на плечах устремились за ним, шаркая и грохоча по асфальту каблуками своих башмаков. Сзади, как на учениях, два солдата тоже бегом тащили станковый пулемет, потом залегли с ним на перекрестке улиц.