Кёнигсберг-13, или Последняя тайна янтарной комнаты

Она даже не знает, как эта мысль пришла ей в голову, и не пытается разобраться, просто делает то, что считает важным в данный момент. Она откручивает тюбик и выдавливает его весь, сколько может, себе в ладони, после чего начинает их тщательно растирать, обмазывая круговыми движениями, пытаясь растереть и горящие огнем запястья. Наконец весь крем истрачен, она вдыхает и, затаиваясь, потихоньку продвигает одну руку из кольца наручников. Попытка освободиться удается не сразу. Но удается!

Ольга почти счастлива, но в следующую долю секунды она вновь озабочена: срывает скотч с губ, глотает ртом воздух. Затем сбрасывает шарф и осматривается.

Пленница в полутемной комнате, источник света тут один — небольшие щели в двери, окна нет. Обстановка спартанская: стол, стулья, компьютер, плакаты на стене, какие-то знаки, книги; большую часть можно увидеть только тогда, когда ее зрение приноравливается к такому освещению. Теперь ей надо снять скотч с лодыжек, вот если бы ей удалось найти нож или ножницы. Она пробирается в темноте, наталкиваясь на предметы, пока не оказывается у какой-то тумбы, где стоят стаканы и действительно в одном из ящиков находит нож, судя по ручке — самодельный, крепкий, охотничьего типа. Она ловко перерезает широкий скотч и дергает ногами, разминая. Еще повезло, что она недолго провела в скованном положении.

Теперь надо выбираться.

Она подходит к двери, наклоняется к щелям, но они слишком узкие, чтобы через них хоть что-то разглядеть. Тогда Ольга решает найти выключатель, ощупывает стены, и вскоре комната освещена. Теперь можно видеть где она и у кого. На стенах надписи на немецком и русском, портреты людей в нацистской форме, флаг у стены со свастикой; свастика здесь повсюду, кажется, она окружает пленницу со всех сторон. Что здесь может ей помочь? Что она может сделать? Включить компьютер, но зачем тратить время, если надо пытаться выбраться. А если она не успеет выбраться, то хоть может отправить сообщение о помощи. Женщина в растерянности.

Наконец она концентрируется на ноже с широким лезвием, и, подойдя к двери, начинает просовывать его в щель, пытаясь понять, насколько крепко держатся доски старой дверной панели. Похоже, их можно выломать, но на это уйдет много сил и времени. Расшатывая доску, она еще раз осматривается в поисках окна, но ничего не обнаруживает. Ольга только сильнее налегает на нож. Может, ей удастся расширить трещину, чтобы всунуть туда каблук туфли, попытавшись использовать его как рычаг? Но каблук оторвется, — это не выход. Разные варианты: от нелепых до счастливых непрестанно прокручиваются в ее мозгу. А уже израсходовано минут десять, время, за которое она вполне могла включить комп и отправить свой сигнал SOS.

Она кладет нож и бросается на поиски чего-либо более конкретного, могущего ей помочь в эту минуту, например, железной скобы, отмычки, на худой конец пистолета (нож — тоже оружие, — попутно возникает в ее мозгу). Женщина начинает лихорадочно шарить по столу, тумбочке, пока не подбегает к книжной полке. Она сбрасывает содержимое: тома «Майн камф» самиздатовского исполнения, листовки с нацистскими значками, буклеты, какие-то предметы непонятного предназначения. Но все это не может ей помочь, никак, разве что подогревает крепнущую ярость, не давая в ее сердце места отчаянию. Ее рука вдруг натыкается на связку ключей, журналистка опешила, не верит своим глазам, она боится поверить, что промелькнувшая в голове мысль может быть правдой.

Почему нет, почему? Это же не кино, где такого не бывает. Это жизнь, моя жизнь, — отчаянно лепечет ее внутренний голос.

Ольга Хлебникова хватает припрятанные кем-то запасные ключи, на секунду затаивает дыхание, чтобы услышать что делается за стенами комнаты, затем подбегает к двери и пытается разными ключами открыть дверной замок. Наконец замок щелкнул, дверь открыта, можно бежать дальше.