Кёр-оглы

– Воля твоя, ашуг, – вздохнул Кёр-оглы – Если уйти решил – иди! Но помни: не обольщайся благосклонностью пашей и ханов. Мой отец тоже всю жизнь верой и правдой служил Гасанхану, а под конец получил награду: повелел хан вырвать ему глаза. Желаешь вернуться – возвращайся, но если Джафар-паша притеснять тебя станет, помни: мой дом – твой дом!

Приложив ладони ко лбу и сердцу, поблагодарил ашуг великодушного Кёр-оглы. А когда попрощался он с лихими удальцами и луноликой Нигяр-ханум и вышел на дорогу, чтобы пуститься в обратный путь, Дели-Мехтер подвел к нему оседланного скакуна.

– Садись, ашуг, верхом быстрей доберешься! – сказал Кёр-оглы.

Скромный ашуг отвечал, что не может принять такого дорогого подарка, но Кёр-оглы настаивал принять его дар:

– Этого оседланного скакуна дарит тебе Нигяр-ханум, в переметной суме шелковый мешочек, а в нем сто золотых, – передашь их своей семье.

Дели-Гасан подал стремя, а Демирчи-оглы посадил ашуга в седло. Джунун сердечно поблагодарил Нигяр-ханум и пустил коня в сторону Эрзерума.

Пожелаем ашугу счастливого пути. Пусть он скачет в Эрзерум, а я тем временем расскажу вам о Телли-ханум.

Телли-ханум приходилась родной сестрой Джафар-паше. Была она стройна, лицом красива, а храбрости ее мог позавидовать даже мужчина. Ходила стоустая молва меж людей о том, что однажды Джафар-паша приказал возвести дворец в саду, окружить его сорока стенами и заточить там Телли-ханум. Этот дворец был так охраняем, что и птица не могла бы проникнуть в него или вылететь оттуда. Томилась девушка своим заточением, но не смела перечить брату. Как-то раз сидела она, печальная, в светелке своей, вдруг вбежала запыхавшись одна из прислужниц и выпалила:

– Ханум, что ты сидишь? Ашуг Джунун возвратился из Ченлибеля от удалого Кёр-оглы. Не с пустыми руками вернулся он: на гнедом иноходце дареном и со ста золотыми туманами.

– Ступай позови его, – приказала Телли-ханум. – Пусть поведает, что это за человек Кёр-оглы. Постарайся так провести ашуга в мои покои, чтобы ни одна душа о том не проведала. Будь осторожна, если прознает брат мой, что встречалась я с ашугом, он сдерет с тебя и меня шкуры, велит набить их соломой и сделать чучела.

Шустрая служанка пришла в восторг от таких слов. Опрометью кинулась она за дверь. И часа не прошло, как вернулась она в сопровождении Джунуна.

Он никогда раньше не видел Телли-ханум, только слышал о ней. Пером не описать, как поражен был вошедший дивной красотой этой девушки. Столь прекрасна она была, что, казалось, говорила луне: «Ты не выходи – я выйду», – реке говорила: «Скройся – я течь буду». Поклонился Джунун и присел в сторонке.

– Ашуг, – обратилась к нему Телли-ханум, – слышала я, что ходил ты в Ченлибель, правда ли это?

– Да, ханум, правда!

– А видел ли ты Кёр-оглы?

– Да, ханум, видел. Пятнадцать дней и ночей гостил у него.

– Ну, поведай, что он за человек? Столько о нем говорят разного, доброго и худого, были то, небылицы ли?

Плененный красой Телли-ханум, взял ашуг свой саз, коснулся его чутких струн и молвил:

– Прекрасная Телли-ханум, из груди моей рвется песня, дозволь вначале спеть ее, а потом я спою о Кёр-оглы.

– Будь по-твоему: пой!

Послушаем, что спел Джунун.

Красавиц всех я перечесть не в силах,
Но их успех затмить смогла одна.
Немало дев нарядных, стройных, милых,
Но стать соколья только ей дана.

Она красноречивей попугая,

Сандаловые пальчики нежны.
И чернью кос так может ли другая
Блистать при свете солнца и луны?

Готов храбрец, моря пересекая,

Гнать иноходца, ловчему под стать,
Чтобы газель прекрасная такая
Могла всю жизнь ему принадлежать.

Телли-ханум поняла, что, говоря о храбром ловчем, Джунун намекает на Кёр-оглы, и сказала:

– О почтенный ашуг, не скажешь ли ты, кто это лихой удалец, который решился бы на подобную охоту?

И Джунун запел снова.