Кёсем-султан. Величественный век

– Отвечаешь? – твердо, почти презрительно сказал он кому-то из близнецов, как и ранее, смотря в пространство между ними. – Уверен? О мой шахзаде, прикажи, чтобы сюда принесли шесты: увидишь, как твои янычары умеют биться древковым оружием!

Тут Аджеми наконец увидел Махпейкер с Башар и все-таки сбавил тон: говорить резко в присутствии девушек у него совсем не получалось.

– Не мои, а отцовские, – аккуратно вставил Ахмед.

Это он правильно сделал, потому что их сейчас слушает или, во всяком случае, может слышать множество посторонних ушей: дворец – он шкатулка с изобилием сюрпризов. И раз так, то все должны знать, что престолонаследник никоим образом не покушается на прерогативы отца своего султана.

Посторонние уши, надо думать, все восприняли правильно. А вот Аджеми и близнецы даже не заметили этой реплики. Стоят, глазами друг на друга сверкают, яростно раздувают ноздри.

– А зачем тебе два шеста, янычар? – негромко произнес Яхья, увидев возможность вмешаться. – Ты ведь вроде хотел показать, как гвизармой против эспады работать будешь. Ну так и одного хватит. Будет у тебя шест как тяжелый и очень длинный клинок для боя на дальней дистанции…

Может, он тоже хотел стать умиротворителем – но отчего-то получилось наоборот. Аджеми и близнецы разом гневно втянули в грудь воздух…

– А рука – короткий клинок, – нейтральным тоном заметила Башар, и воздух, втянутый в три груди, тихо вышел наружу, так и не породив ни единого слова, гневного или оскорбительного.

– Точно! – поспешил вмешаться Ахмед. – Равной клинку ей не быть, но подспорьем она станет хорошим…

– Вся рука, – согласился Доган. – И кулак, и локоть…

– И вот… – Его брат двумя «ножевыми» движениями, тычковым и горизонтальным, продемонстрировал вторые суставы пальцев, а потом еще и тычок большим пальцем обозначил. – В кадык, в висок…

– И локоть с коленом, – подхватил Аджеми. – И пояс, сапог на ноге, ватный халат, плащ, что носят поверх доспехов. И булыжная мостовая – если берешь чужой город или защищаешь свой. Стены зданий, камни пролома в крепостной стене, даже земля под ногами, если сошлись прямо в поле, – все это оружие. Проверено жизнью!

– И смертью, – разом кивнули близнецы. А потом с огорчением добавили, тоже вместе: – Жаль, что это не получится…

Они с Аджеми в недоумении посмотрели друг на друга, точно стараясь понять, из-за чего именно совсем недавно были готовы сцепиться.

– Что не получится? – Голос юного янычара звучал не менее пылко, чем минуту назад, но вот непримиримость куда-то делась.

– Где не получится? – заинтересованно спросил Яхья.

– Ничего, кроме игры клинков, – ответил янычару Доган.

А брат его тем временем объяснял среднему шахзаде:

– В правильной схватке. На войне, конечно, всякое случается, тут иной раз коварство поможет, внезапность или хитрые приемы какие. Но в ней-то, войне, точно ничего правильного нет. Вообще.

В воздухе снова повисла недоуменная пауза – и Махпейкер почувствовала, что тут опять пришло время женской мудрости. Потому что для мужчин, пускай они и мальчишки, выбраться из этого тупика выше сил.

– Султан сражается только на войне, – строго произнесла она.

Пауза продолжала длиться, делаясь все более неловкой. И вдруг младший шахзаде, Мустафа, звонко расхохотался. Мгновения не прошло, как смеялись уже все: юноши и девушки, потомки султана и совсем ему не родичи.

– Да… – проговорил наконец Ахмед, обессиленно смахивая с глаз слезы. – Повеселили вы меня сегодня… На войне так не пофехтуешь, права моя гёзде: что-то мы, дураки, без женщин могли бы?

«Даже родиться не смогли бы!» – чуть не съязвила Махпейкер, но сумела промолчать.

– Там другие навыки в цене, другое оружие, – продолжал шахзаде. – Без доспехов, как вы тут показывали сейчас, пусть простолюдины дрекольем бьются, а в доспехах – вообще совсем отдельное искусство… (Близнецы кивнули.) И таких прыжков с подшагом, такой игры ног – ее не будет, когда через миг после прыжка под ногами скользкая накренившаяся палуба. (Близнецы снова кивнули, очень даже понимающе.) Или осыпающиеся камни стенного пролома. (Тут уже кивнул Аджеми.) Когда стоишь в тесном строю, когда под задницей лошадь, или по нее же в трупах увяз, или выше ее в воде. Когда ты уже сам несколько раз задет, а конца бою не видно… Что?

– Все верно говоришь, – подтвердил ближайший из близнецов, а потом они заговорили не хором, но наперебой: – В абордажном бою сабля стоит больше эспады, там-то машешь не прицельно. Ну и с эспадой бывает неправильный бой, если противников трое. И пускай ты успел превратить их в двоих, в следующий миг все равно приходится разить и держать на разные стороны одновременно. Тут без оружия левой руки умрешь сразу.

– Так-то, братья Крылатые, – подытожил Ахмед. – Вы моих… отцовских янычар не смущайте. В делах войны они, даже ученики, поученее вас будут.

«Крылатые» – так с недавних пор в их компании называли близнецов. Оно и верно: Доган и Картал, сокол и орел, оба с крыльями.

– Но мы ведь и говорим – неправильно все это, – не то согласился, не то оспорил Доган.

– Нет правильности в войне… – поддержал брата Картал.