Кёсем-султан. Величественный век

– Мехмед, госпожа.

Вот это уже было по-настоящему хорошо. У великого визиря несколько заместителей, статус их равен, но взгляды Мехмед-паши она знала. Вот этот как раз будет ей настоящим союзником – и, главное, в дворцовых битвах изощрен.

– Два Мехмеда, – скупо улыбнулась Кёсем. И, заметив недоумение Мариты, пояснила: – Шейх-уль-ислам.

– Эсат-эфенди, законоучитель! – ахнула Марита. – Так разве он за нас?

Приятно все-таки ощущать, что ты превосходишь своих помощниц, причем не как госпожа, а честно: по знанию и пониманию. Кёсем улыбнулась чуть менее скупо.

– Он не за нас. Он за себя самого. Но так уж вышло, что от Османа ждет для себя больших хлопот и неприятностей, а от Мустафы не ждет вообще.

– От нашего Мустафы их ждать и вправду не приходится, – кивнула наперсница. – А вот от черного, Мустафы-аги…

Тут она права. Дарюс-заде агасы, глава черных евнухов, был фигурой влиятельной, и он – это хорошо известно – сделал ставку на Османа.

А вот два Мехмеда, законоучитель и заместитель визиря, считают, что трон должен занять взрослый, а не мальчишка, то есть – пусть вместо сына наследует брат, старший в роду. Их совместное влияние вообще-то должно перевесить решимость Мустафы-аги. Но такого, чтобы султану наследовал брат, доселе еще не было. И традиция становится за спиной чернокожего главы евнухов, превращается в его союзника…

Если бы можно было положиться, как на игрока, на другого Мустафу, нашего Мустафу… Но он вне этой игры.

* * *

Сын прежнего султана, брат нынешнего (Ахмед, пока он не покинул этот мир, остается султаном!), Мустафа был тем, кого события во дворце касались напрямую. И иногда Кёсем казалось, что ей все-таки удастся привлечь шахзаде на свою сторону. Ведь это и его сторона тоже!

Но мало что поменялось в его поведении: такой же безучастный внешне и, наверно, в глубинах души своей, все так же перебирает в пальцах связанные в узелки обрывки халата, все так же смотрит на небо пустым взглядом, не меняя позы, почти не шевелясь. Одному Аллаху ведомо, о чем он при этом думает, что у него в голове, какие мысли посещают и задерживаются ли там вообще.

Иногда шахзаде вставал, прохаживался по комнате, взмахивал руками, будто большая птица, собирающаяся взлететь, делал какие-то телодвижения, со стороны напоминающие поклоны (кому же он там кланялся, в сокрытых от всего остального человечества мыслях и видениях?), – но потом снова возвращался на прежнее место. Перебирал истончившимися, ослабевшими пальцами свои самодельные четки, улыбался или хмурился, смотрел вверх, на плывущие куда-то облака. Понимал ли он, какие перемены вскоре ждут его, именно и прежде всего его, а потом уж всю Блистательную Порту? Догадывался ли о своей дальнейшей судьбе? Знал ли, чего ждет он сам? Ведь даже в темноте бывают моменты просветления, и тогда человек просыпается, идет на этот свет, становится прежним…

Надежда на это есть. Но пока Мустафа – не в игре. С того уже по-настоящему далекого дня, когда удар Яхьи, предназначавшийся другому, обрушился на голову младшего, а не старшего брата.

* * *

– Есть еще третий Мустафа… – неохотно произнесла Кёсем. Покосилась на Мариту – но доверенная служанка сидела неподвижно, не давая понять, ясно ли ей, про кого идет речь.

Другой Мустафа-ага. Не евнух и не чернокожий: оруженосец султана. Пока Ахмед жив, оруженосец его – во дворце ли, на поле боя ли, – мелкая сошка. Человек с двумя саблями: своей и султанской, которую он в нужный момент должен подать своему господину и повелителю. Так ли велика важность, что клинок этой второй сабли – из струйчатого индийского булата, равного которому на свете нет?

Если султану суждено пасть в бою, то оруженосец падет много раньше. А вот когда господин и повелитель уходит от старости или болезни, то носитель двух сабель имеет право его пережить… Но судьба его зыбка, как струйка дыма, потому что у нового султана уже есть свой собственный оруженосец.

Всегда раньше был. Даже у шахзаде Османа уже есть. А вот у шахзаде Мустафы – нет.

И на краткий, неуловимый миг струйка дыма может обрести прочность стали. Потому что, ранее чем названо имя нового султана, именно оруженосец прежнего считается командиром всех воинских сил, что сосредоточены в пределах дворцовых стен. Он многое может в эти часы. И ему тоже многое можно предложить. Вплоть до поста санджак-бея в какой-нибудь ключевой провинции. Неплохо для хранителя султанской сабли!

Да, надо использовать этот козырь. Но как же тяжело, о Аллах, сделать этот шаг, означающий: ты смирилась с тем, что Ахмед уже вычеркнут из списка живых.

– И еще Халиме-султан, – подсказала Марита, глядя в пол.

– Не одобряешь? – прямо спросила Кёсем.

Та сделала неопределенный жест, означающий: «О, моя госпожа, да как же ничтожная служанка может одобрять или не одобрять решение великой хасеки Кёсем-султан!» Но смотрела при этом по-прежнему в пол. Она выполнит свой долг, но подруга ее госпожи и ей самой не посторонний человек. Можно сказать, тоже ближайшая подруга, почти сестра… Нелегкое это дело – быть наперсницей хасеки!