Отбросив эту мысль, она страстно прильнула к Ибрагиму, впилась в его уста, охватила ногами – и возгорелся фитиль, и был забит второй за этот день заряд, и пушка выстрелила, и содрогнулась башня, и насытились они юностью друг друга.
Потом долго лежали рядом в сладостной истоме. Турхан первой стряхнула полудрему, но и у нее достало сил только размежить веки, а повернуть голову было лень. Так и лежала, уставившись на… на что же?… на торчащую из стены бронзовую головку «оружейного гвоздя». Там раньше висела сабля Мурада. Комнатка-то на самом деле маленькая, роскошная кровать заполнила ее почти целиком, тюфяк прошлого султана… да, Турхан, получается, сейчас вытянулась прямо над тем самым местом, где он прежде был расстелен.
Вот так-то, Мурад: там, где раньше спала наша смерть, теперь обитает любовь! И наследник престола, который будет зачат в одной из твоих опочивален, он не от твоего семени родится!
– Ты не позовешь на мое место какую-нибудь гёзде, пока я буду вынашивать тебе сына? – нежно промурлыкала она, отлично зная ответ. – Или хотя бы дочь?
– Никого и никогда не будет на твоем месте, о солнце мое и луна, – сонно ответил Ибрагим, и вдруг до него дошло. – Правда? Уже? – Он радостно подхватился на постели, бережно погладил свою хасеки по животу.
– Покамест не знаю, – промурлыкала она еще нежнее. – Но мы ведь стараемся, верно?
Обольстительно изогнулась, закинула руки за голову и вдруг коснулась пальцем бронзовой шляпки. Воистину мала комната, изголовье вплотную к стене…
Гвоздь от ее прикосновения слегка шевельнулся.
Ладонь Ибрагима все еще бродила по боку Турхан, и это было такое блаженство, что думать о чем-то ином казалось просто кощунством. Юная хасеки все же заставила себя, пускай не сразу и с большой неохотой.
Не такой человек был Мурад, вечное ему проклятие, чтобы держать в небрежении хоть что-то, связанное со своим оружием. Даже если это всего лишь гвоздь, на который оружие вешают.
После его смерти нашли несколько тайников, большей частью пустых, но в одном из них, как Турхан помнила, отыскалось что-то. Не бриллианты, а какие-то бумаги, так что ее это не очень заинтересовало, зато для Кёсем они оказались важны.
В этой комнатушке никаких тайников не нашли. Наверно, и не искали даже.
Может быть, тут бриллианты? Или, скажем, жемчужное ожерелье, которое Мурад приготовил было для кого-то из наглых девиц, рассчитывавших родить для него наследника… например, для той несносной задаваки, вздумавшей переименоваться в Айше, которая потом еле-еле обратно в свое прошлое имя уползла, под крылышко валиде-султан… Вот хотел бывший султан одарить кого-то из них драгоценным украшением – и расхотел. А после того, как прежняя фаворитка впала в немилость, новой дарить тоже не надумал. Сунул в тайник.
– А если я попрошу у тебя драгоценное ожерелье? – снова промурлыкала она совсем уж запредельно нежным голосом.
– Приказывай, моя хасеки, – очень серьезно ответил Ибрагим. – Вся сокровищница в твоем распоряжении. Алмазы, изумруды, рубины, жемчуг, золото…
«Янтарь…»
Да нет же, он ведь ничего не сказал о янтаре. И не такая уж это драгоценность, особенно рядом со всем перечисленным!
Пока Турхан дивилась, что за голос шепнул ей в ухо это слово, Ибрагим продолжал:
– …все, что пожелаешь. А если тебе по нраву какой-то знаменитый алмаз, который сейчас украшает корону персидского падишаха, испанского короля, индийского… этого… шахиншаха, да? – то прикажи, моя повелительница, и я начну войну!
– Нет, войны не надо, мой повелитель, – милостиво улыбнулась Турхан. На самом деле она даже испугалась немного: «Кто его знает, любимого моего дурачка, – от детских глупостей он, хвала Аллаху, теперь избавлен, так еще не хватало ему начать взрослые совершать!»
Вряд ли все-таки прошлый султан стал бы класть женские украшения в тайник, имеющий отношение к своему оружию. Особенно к сабле, висящей в изголовье. Даже среднюю свою саблю он точно ценил куда выше, чем любимейшую из фавориток! А тут у него, конечно же, лучшая сабля висела…
– задумчиво декламировал Ибрагим, продолжая смотреть на Турхан. Он в последнее время жадно наверстывал упущенное не только на ложе неги, но и во взрослом чтении.
Надо все-таки посмотреть. Тайник запросто может оказаться пуст, но вдруг там что-то важное: бумаги какие-нибудь, пергамент? Пусть Кёсем ее за такую находку выше оценит. Ну и вообще, важное – значит важное. Турхан имела представление о том, что существует такая штука, как «государственные дела», и отлично понимала: они с Ибрагимом могут растворяться в безмятежности своей любви лишь потому, что кто-то этими делами занимается…