Кипарисовый ларец

Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Каксаться скрипки столько лет
И не узнать при свете стуны!

Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых…
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.

«О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно, ты та ли, та ли?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.

«Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? довольно…»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,

А в скрипке эхо все держалось…
И быбло мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил

До утра свеч… И струны пели…
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.

7. В марте

Позабудь соловья на душистых цветах,
Только утро любви не забудь!
Да ожившей земли в неоживших листах
Ярко-черную грудь!

Меж лохмотьев рубашки своей снеговой

Только раз и желала она, —
Только разнапоил ее март огневой,
Да пьянее вина!

Только раз оторвать от разбухшей земли

Не могли мы завистливых глаз,
Только раз мы холодные руки сплели
И, дрожа, поскорее из сада ушли…
Только раз… в этот раз…

Трилистник сентиментальный

8. Одуванчики

Захлопоталась девочка
В зеленом кушаке,
Два желтые обсевочка
Сажая на песке.

Не держатся и на-поди:

Песок ли им не рад?..
А солнце уж на западе
И золотится сад.

За ручкой ручку белую

Малютка отряхнет:
«Чуть ямочку проделаю,
Ее и заметет…

Противные, упрямые!»

– Молчи, малютка дочь,
Коль неприятны ямы им,
Мы стебельки им прочь.

Вот видишь ли: все к лучшему –

Дитя, развеселись,
По холмику зыбучему
Две звездочки зажглись.

Мохнатые, шафранные

Звездинки из цветов…
Ну вот, моя желанная,
И садик твой готов.

Отпрыгаются ноженьки,

Весь высыплется смех,
А ночь придет – у Боженьки
Постельки есть для всех…

Заснешь ты, ангел-девочка,

В пуху, на локотке…
А желтых два обсевочка
Распластаны в песке.

9. Старая шарманка

Небо нас совсем свело с ума:
То огнем, то снегом нас слепило,
И, ощерясь, зверем отступила
За апрель упрямая зима.

Чуть на миг сомлеет в забытьи –

Уж опять на брови шлем надвинут,
И под наст ушедшие ручьи,
Не допев, умолкнут и застынут.

Но забыто прошлое давно,

Шумен сад, а камень бел и гулок,
И глядит раскрытое окно,
Как трава одела закоулок.

Лишь шарманку старую знобит,

И она в закатном мленьи мая
Все никак смелет злых обид,
Цепкий вал кружа и нажимая.

И никак, цепляясь, не поймет

Этот вал, что не к чему работа,
Что обида старости растет
На шипах от муки поворота.

Но когда б и понял старый вал,

Что такая им с шарманкой участь,
Разве б петь, кружась, он перестал
Оттого, что петь нельзя, не мучась?..

10. Вербная неделя

Вале Хмара-Барщевскому