Кипчаки. Древняя история тюрков и Великой Степи

Застолье то, как и положено, заканчивалось песней. Той самой песней, которая вливается в душу и хмелит ее лучше всякого вина. Без песни не было тюрка ни в V веке, ни позже, ни раньше… Ничего не поделаешь, музыка, как и речь, у каждого народа своя. И история фиксирует это.

Вышли музыканты и начали вытворять удивительное. Под их руками оживали струны, взлетали смычки… Приск онемел. Он услышал музыку. Поразительнейшую музыку. Увидел диковинные музыкальные инструменты, которых греки не знали. (То были прабабушки и прадедушки виолончели, скрипки, арфы, балалайки, тальянки.)

После песен в круг вышел юродивый. Он нес всякий вздор, заставляя смеяться до слез. Аттила хохотал над своим шутом вместе со всеми.

А не отсюда ли, из желания подражать великому Аттиле, пришли позже во дворцы европейских королей шуты, которые веселили и развлекали гостей на балах, говорили королям правду в глаза, и им, по их шутовству, все сходило с рук? Причем шуты были только в тех королевских домах, чья родословная восходит к тюркскому корню. У шотландцев, например, или римлян шутов не было. Не в их традиции…

Еще Приск отметил удивившую его скромность Аттилы. Царь жил явно не по-царски. Одежда, еда великого человека ничем не выделялись. Были такие же, как у всех.

Выделяли полководца люди, с восторгом смотревшие на героя. За дела, за поступки уважали Аттилу необыкновенно. Его храбрость и мудрость не оставляли равнодушным. На охоте, например, мало кто мог сравниться с ним. Он охотился верхом на коне. Кабанов, оленей, медведей загонял и бил на ходу булавой или секирой.

Ценил соколиную охоту. «Сок-кол» по-тюркски «навестить руку», «бер-кут» — «принести добычу». Названия птиц говорят сами за себя. Как и «корчу» — «вредитель», поэтому коршунов на охоту не брали. При дворце Аттилы служили «соколчи» — те самые, которые следили за ловчими птицами, кормили их, готовили к охоте.

Были люди, доставлявшие диких медведей для праздничных забав. Они ловили зверей в лесу и привозили их в клетке в столицу. Медвежий бой очень ценили тюрки.

В загон выпускали дикого медведя. К нему под разгоряченные возгласы публики выходил смельчак с рогатиной в руке или ножом. Он выходил важно, беззаботно. Зверь чувствовал смерть, но не мог ей препятствовать. Наконец не выдерживал и… Собравшийся народ замирал от восторга. Разъяренный медведь бросался на человека, а тот ловко в мгновение броска по самую рукоять загонял ему нож в сердце. Овацией приветствовали победителя.

Любили тюрки борьбу на кушаках, понимали в ней толк. Без национальной борьбы праздник был не праздник. Призом победителю назначали барана. Древнейшая традиция!

А кулачный бой? Тоже милая забава. Это было не состязание, не спорт. Священнодействие, которое всегда в характере тюрка. Каждый мог выйти и пробовать свои силы, согреть свою кровь. С детства ходили степняки на «кулачки», в открытом бою проверили себя. Двор на двор, улица на улицу. Там решали споры — когда глаза в глаза с противником. Только ты и он.

В обществе было кулачное право. Его уважали. Его боялись. Бились стенка на стенку или один на один. До первой крови. Все строго по правилам. А за нарушение правил могли убить тут же, на месте. И никто не имел права мстить за это справедливое убийство.

Много радостей было в жизни кипчаков, много праздников украшало им жизнь… После удачного военного похода затевали любимую игру, всадники брали в руки не шашки, а длинные кривые клюшки и гоняли ими по полю голову врага, завернутую в кожаный мешок. Величественная игра победы!

Эта дикая забава не забыта поныне, она называется «поло». (Ее любят англичане, потому что их предки пришли на острова вместе с Аттилой.) Но гоняют теперь не отрубленную голову врага, как гоняли когда-то, а деревянный шар. Зато по тем же древним правилам!

Традиции, как и народ, не умирают… Умирают лишь воспоминания.

Битва с объединенной армией Европы

С делегацией Приска Аттила был подчеркнуто холоден. Каждым своим жестом показывая, что она неприятна ему. Неприятен обман, царящий кругом. Великий кипчак давно знал, что искусство лжи — и есть политика. Но он не мог смириться с этой уродливой нормой, существующей в Европе. Не мог принять ее.

Он жил по другим правилам, с другой политической культурой. Его мораль была иной. Кипчаки росли с мыслью, что обманом не разбогатеешь и ничего, кроме позора, не добьешься. Вот и сейчас Аттила ясно видел, что христиане переманивают его лучших воинов. Делают это открыто и нагло. Он показал списки и потребовал выдачи предателей. Но европейцы, лицемерно улыбаясь, все отрицали.

Царь кипчаков не владел искусством вести переговоры, потому что был слишком честным для политики человеком. Он говорил с послами открыто. Что те принимали за слабость Аттилы и издевались над ним.

Собственно, говорить-то было не о чем. Все ясно и так. От него переманивали войско. Военачальников. Конечно, это не могло устраивать Аттилу. Но то было лишь полбеды.