Киппенберг

— Этот господин, — зычным голосом гремел Харра, — наш высокочтимый коллега Шнайдер, которого ты видишь перед собой, — и он ткнул пальцем в сторону стола, где, рыдая от смеха, сидела фрау Дегенхард, — вот полюбуйся на него, Киппенберг, этот более чем высокочтимый коллега требует, чтобы я усовершенствовал его древний спектрометр. Получая такое невероятно высокое жалованье, я, оказывается, должен орудовать отверткой, пассатижами и паяльником.

При моем появлении Шнайдер немедля капитулировал.

— Великий боже! — воскликнул он почти в отчаянии. — Какой шум! А ведь я всего только хотел…

— Чего вы хотели? — спросил я.

Харра посмотрел сквозь свои немыслимые стекла в лицо сперва мне, потом Шнайдеру, спросил: «Как, как»? — высвободился наконец из цепких рук Шнайдера и загремел мне в ухо так, что я вздрогнул:

— Я просто желал, чтобы ты полностью был в курсе, только и всего.

— Зачем мы тогда держим Трешке, нашего мастера на все руки, и его мастерскую? — спросил я Шнайдера.

— А вы, — ответил Шнайдер вопросом на вопрос, — вы когда-нибудь видели мастера, который ради вас шевельнет хоть пальцем, если вы предварительно не станете перед ним на колени? Я лично не видел, во всяком случае, у нас в ГДР.

— Вы к Трешке уже ходили? — напустился я на Шнайдера, а фрау Дегенхард добавила, так сказать, с галерки:

— Просто доктор Шнайдер опять перепутал нашего коллегу Трешке с теми халтурщиками, которые жиреют о чаевых на его даче.

— Итак, господа, вам теперь все ясно? — загремел Харра. — Я ведь только и хотел, чтоб не осталось никаких неясностей. — И дальше, с пришептыванием, уже адресуясь непосредственно ко мне: — Договор остается в силе?

— Да, в девять, у Боскова.

Когда мы остались втроем, фрау Дегенхард, я и Шнайдер, последний сказал ворчливо и с явными угрызениями совести:

— Я просто думал, он ведь раньше не гнушался помочь нам… — но смолк под моим взглядом.

Этими словами Шнайдер намекал на то существование, которое влачил Харра до меня, из года в год, в подвале старого здания, за электронным микроскопом, фотографируя для шефа тысячи тканевых срезов. Когда же Ланквиц приостановил наконец свои обособленные изыскания в области вирусного происхождения злокачественных опухолей, Харре пришлось заняться чисто слесарной работой, и он чинил в своем подвале решительно все, от вентилей газового хроматографа до электроплитки фрейлейн Зелигер.

— Надеюсь, подобные рецидивы не часто у вас бывают? — сказал я Шнайдеру. — Кстати, это не вы заказывали на сегодня машинное время?

— Боже мой! — в ужасе вскричал Шнайдер. — Если сейчас еще и Леман начнет бесноваться!.. — Он схватил бумаги со стола, не переставая причитать: — И без того уже все в этом заведении имеют на меня зуб! Как будто я не самый миролюбивый человек на свете!

— Особенно из вас прет хорошее настроение по субботам, — вставила фрау Дегенхард.

— Правда ведь? — обрадовался Шнайдер, уже выходя из комнаты. — Вы только послушайте. Фрау Дегенхард зря говорить не станет.

У себя в кабинете я сбросил пальто на кресло, доложился на коммутаторе и пошел к Боскову, где мы совместно с Харрой должны были обсудить планы научно-исследовательской работы на второе полугодие. Позднее мы кликнули на подмогу Вильде. При обсуждении планов без Вильде просто не обойтись.

Вильде я углядел год назад в одном управлении, он занимался там вопросами планирования, большой радости от этого не испытывал и потому с легкостью дал себя переманить. Он называет себя исследователем операций, либо экономистом-кибернетиком, либо, наконец, экономистом-математиком. Как специалист по сетевому планированию, он в те времена был редкой птицей, я бы сказал даже, что привлечение такого специалиста для работы в научно-исследовательском институте было тогда единственным в своем роде.