Киппс

Но еще до того, как Киппс заметил огоньки, что мерцали в глубине глаз Энн Порник, дядя решил определить племянника по мануфактурной части и начал соответствующие переговоры. Школа осталась позади окончательно и бесповоротно. И это сейчас было самое главное. Стояло жаркое лето. Расставание со школой отпраздновали шумно и весело, и, заботясь о своем добром имени, Киппс свято выполнил превосходное правило — на прощание платить долги. Всем своим врагам он надавал тумаков, повыворачивал руки и наподдал по ногам; тем же, кто с ним дружил, он раздал свои неоконченные тетради, все учебники, коллекцию камешков и форменный головной убор и на последних страницах их книг тайком написал: «Помни Арти Киппса». Потом он сломал жиденькую тросточку Вудро, всюду, где только мог, вырезал перочинным ножиком свое имя и разбил окно в буфетной. Он так упорно твердил всем и каждому об ожидающей его карьере морского капитана, что уже и сам почти верил в это. И вот наконец он дома и больше никогда в жизни не вернется в школу.

В первый день он поднялся чуть свет, выскочил на залитый солнцем двор и трижды пронзительно свистнул — этот особенный тройной свист неизвестно почему ученики академии, а также и они с Сидом считали военным кличем гуронов. Но, вспомнив о вражде дяди с мистером Порником, спохватился и сделал вид, будто вовсе и не свистел, а с почтительным восхищением взирал на новую секцию мусорного ящика, пристроенную дядей. Впрочем, его невинному виду не поверил бы и грудной младенец.

Через минуту из угодий Порников прозвучал ответный клич. И Киппс запел: «В полдевятого ля-ля жди за церковью меня». И кто-то невидимый пропел в ответ: «В полдевятого ля-ля жду за церковью тебя». Предполагалось, что «ля-ля» делает песенку непонятной для непосвященных. Чтобы еще больше замаскировать сговор, оба участника этого дуэта вновь издали воинственный клич гуронов, надолго задержавшись на последней, самой пронзительной ноте, и разошлись в разные стороны, чтобы, как и положено мальчишкам на отдыхе, начать веселый день.

В половине девятого Киппс сидел за церковью на освещенной солнцем калитке у начала длинной тропки, ведущей к морю; он неторопливо отбивал такт башмаком и с чувством высвистывал какую-то душещипательную песенку, вернее, те клочки ее, которые знал на память. В это время из-за церкви показалась девочка в коротком платье, темноволосая, синеглазая, с нежным румянцем. Она так вытянулась, что стала даже чуть выше Киппса, и очень похорошела. Вообще с последних вакаций она так переменилась, что Киппс едва узнал ее. Да и видел ли он ее в последний раз?.. Он вовсе этого не помнил.

Увидев ее, он ощутил какое-то смутное беспокойство. Он перестал свистеть и, странно смущенный, молча на нее уставился.

— Ему нельзя прийти, — объявила Энн, храбро подходя ближе. — Покамест нельзя.

— Чего? Это ты про Сида?

— Ага. Папаша наказал ему перетереть все коробки.

— Для чего это?

— А кто его знает. Папаша сегодня сердитый.

— Вон что!

Помолчали. Киппс взглянул на нее и больше уже не смел поднять глаз. А она с любопытством его разглядывала.

— Ты уже отучился? — спросила она немного погодя.

— Ага.

— И Сид тоже.

Беседа оборвалась. Энн взялась за край калитки и принялась раз за разом подпрыгивать на одном месте — это было что-то вроде неумелой гимнастики.

— А наперегонки умеешь? — спросила она.

— Уж тебя-то запросто обгоню, — ответил Киппс.

— Дашь мне фору?

— Докуда? — спросил Киппс.

Энн подумала немного и показала пальцем на дерево. Подошла к нему и обернулась.

— Досюда, ладно?

Киппс, который к этому времени слез с калитки, снисходительно улыбнулся.

— Дальше!

— Досюда?

— Давай еще чуток, — сказал Киппс, но тотчас пожалел о своем великодушии и с криком «Пошли!» рванулся с места, разом наверстав упущенное.

Они подбежали к финишу одновременно — оба раскраснелись и тяжело дышали.

— Ничья! — сказала Энн и рукой отбросила волосы со лба.

— Моя взяла, — задыхаясь, вымолвил Киппс.

Они решительно, но вполне вежливо заспорили.

— Бежим еще раз, — предложил Киппс. — Хочешь?

Они вернулись к калитке.

— А ты ничего, можешь, — снисходительно заметил восхищенный Киппс. — Я ведь здорово бегаю.

Привычно мотнув головой, Энн отбросила волосы назад.

— Ты ж ведь дал мне фору, — признала она.

И тут они увидели Сида.

— Смотри, малявка, влетит тебе, — сказал Сид сестре с истинно братской недоброжелательностью. — Ты пропадаешь целых полчаса. В комнатах не прибрано. Папаша не знает, куда ты запропастилась, говорит: как явится, надеру ей уши.

Энн собралась уходить.

— А как же гонки? — спросил Киппс.

— Ух ты! — воскликнул изумленный Сид. — Да неужто ты с ней бегаешь наперегонки?

Энн раскачалась на калитке, не сводя глаз с Киппса, потом вдруг отвернулась и кинулась бежать по тропинке. Киппс проводил ее взглядом и нехотя обернулся к Сиду.

— Я дал ей большущую фору, — сказал он виновато. — Это не настоящие гонки.

Больше они об этом не говорили. Но минуту-другую Киппс был какой-то рассеянный, и в душе у него началось что-то неладное.