Киппс

— Сид у нас выбился в люди, — сказала Энн. — Слышь, Арти, у него своя мастерская.

— Он мне говорил.

Они уже почти дошли до маггетовых коттеджей, где жила теперь миссис Порник.

— Ты домой? — спросил Киппс.

— Наверно, — ответила Энн.

И оба замолчали. Энн решилась первая.

— Ты часто приезжаешь в Нью-Ромней? — спросила она.

— Да все ж таки навещаю своих, — ответил Киппс.

И опять они замолчали. Энн протянула руку.

— Я рада, что повстречала тебя, — сказала она.

Необычайное волнение всколыхнуло все его существо.

— Энн, — сказал он и умолк.

— Ну? — отозвалась она и вся так и просияла.

Они поглядели друг на друга.

Все чувства, какие он питал к ней в отрочестве, и еще другие, каких он прежде не знал, разом нахлынули на него. Одним своим присутствием она мгновенно заставила его забыть все, что их разделяло. Ему нужна Энн, только Энн, еще нужнее, чем прежде. Она стояла перед ним, ее нежные губы были чуть приоткрыты (казалось, он даже ощущал ее дыхание), и в глазах, обращенных к нему, светилась радость.

— Я страх как рад, что тебя повстречал, — сказал Киппс. — Сразу вспомнились прежние времена.

— Правда?

И опять молчание, Хорошо бы вот так говорить с ней, говорить долго-долго или пойти погулять, что ли, только бы стать поближе к ней, хоть как-нибудь, а самое главное — глядеть и глядеть ей в глаза, в которых светится неприкрытое восхищение… но тень Фолкстона еще маячила над Киппсом и подсказывала, что все это ему не пристало.

— Ну, ладно, — сказал он, — мне пора.

Он нехотя повернулся и заставил себя пойти прочь…

На углу он обернулся: Энн все еще стояла у калитки. Она, верно, огорчилась, что он так вдруг ушел. Ясно, огорчилась. Он приостановился, полуобернулся к ней, постоял и вдруг, сорвав с головы шляпу, изо всех сил замахал ею. Ай да шляпа! Замечательное изобретение нашей цивилизации!..

А через несколько минут он уже беседовал с дядей на привычные темы, но только был при этом непривычно рассеян.

Дядя жаждал купить для Киппса несколько штук кабинетных часов, с тем чтобы впоследствии их продать, — прекрасный способ поместить деньги без риска! Кроме того, в одной лавке в Лидде он присмотрел два недурных глобуса, один земной, а другой небесный: они послужат прекрасным украшением гостиной, и ценность их со временем, безусловно, возрастет… Потом Киппс так и не мог вспомнить, дал ли он согласие на эти покупки.

На обратном пути юго-западный ветер ему, видно, помогал, во всяком случае, он даже и не заметил, как миновал Димчерч. И вот он уже подъезжает к Хайту — тут Киппсом овладело странное чувство. Холмы, что вздымались слева от него, и деревья, что росли справа, будто сошлись совсем близко, надвинулись на него, и ему осталась лишь прямая и узкая дорожка впереди. Киппс не мог обернуться назад: еще свалишься с этой предательской, покуда плохо прирученной машины, — но он знал, твердо знал, что позади расстилается, сияя под лучами предвечернего солнца, бескрайняя ширь Вересковой равнины. И это почему-то влияет на ход его мыслей. Но, проезжая через Хайт, он уже думал, что в жизни джентльмена мало может быть общего с жизнью Энн Порник — они принадлежат к разным мирам.

А у Сибрука стал подумывать, что, пожалуй, гуляя с Энн, унизил свое достоинство… Ведь как-никак она простая прислуга.

Энн!

Она пробудила в нем самые неджентльменские инстинкты. Во время разговора с ней была даже минута, когда он совершенно отчетливо подумал, как, наверно, приятно поцеловать ее прямо в губы… Что-то в ней было такое, от чего быстрей колотилось сердце — по крайней мере его сердце. И после этой встречи ему казалось, что за долгие годы разлуки она каким-то образом стала гораздо ближе и теперь принадлежит ему, и он уже не представлял, как сможет обойтись без нее.

Надо же столько лет хранить половинку шестипенсовика!

Это ли не лестно! Такого с Киппсом никогда еще не случалось.

В тот же вечер, листая «Искусство беседы», Киппс поймал себя на странных мыслях. Он встал, походил по комнате, застыл было у окна, однако скоро встряхнулся и, чтобы немножко рассеяться, открыл «Сезам и лилии». Но и на этой книге не сумел сосредоточиться. Он откинулся в кресле. Мечтательно улыбнулся, потом вздохнул. А немного погодя встал, вытащил из кармана ключи, поглядел на них и отправился наверх. Он открыл желтый сундучок, главную свою сокровищницу, вытащил из него маленькую, самую скромную на свете шкатулку и, не вставая с колен, раскрыл ее. Там, в уголке, лежал бумажный пакетик, запечатанный на всякий случай красной сургучной печатью, чтоб не заглянул в него нечаянно чужой любопытный глаз. Долгие годы его не трогали, не вспоминали о нем. Киппс осторожно, двумя пальцами вытащил пакетик, оглядел его со всех сторон, потом отставил шкатулку и сломал печать…

И только ложась спать, впервые за весь день вспомнил еще кое о чем.

— О, чтоб тебе! — в сердцах воскликнул он. — Опять я не сказал старикам… Надо же!.. Придется сызнова катить в Нью-Ромней!

Он забрался в постель и долго сидел, задумавшись, на подушке.

— Вот чудеса, — вымолвил он наконец.