Дороти чувствовала к молодому человеку жалость. Ей хотелось что-нибудь сделать для него.
– Вы хорошо говорите по-английски, – сказала она. – Просто замечательно.
– Я хочу поехать в Англию, – ответил молодой человек, – я буду учиться в университете в Оксфорде. Я несколько лет готовился. У меня был учитель, отец купил его у пиратов. Но потом он умер. Сейчас я хочу найти другого. Не хотите ли стать моим учителем?
Молодой человек робко улыбнулся, и вдруг Дороти увидела, что камешек в кольце немного потемнел. Осторожно!
Дороти было странно сознавать, что Камар может ей чем-нибудь угрожать. Слишком безобиден и робок был его черный взгляд. Но камешку она уже верила.
– Разве женщина может быть учителем по вашему закону? – спросила Дороти.
– В некоторых обстоятельствах может, – туманно ответил Камар.
Они замолчали.
– Ваш отец, – спросила тогда Дороти, чтобы переменить тему разговора, – ваш отец в самом деле не изменит курса вашего корабля? – спросила она.
– Это очень дорого стоит, – ответил Камар.
– Но с каждым часом мы уносимся прочь от Рангуна? – спросила Дороти, глядя, как легко судно разрезает волны.
– Может быть, – странно ответил Камар.
– Моя госпожа готова дорого заплатить.
– Каждый день стоит много золотых монет. Нас ждут в Омане перекупщики. Вы просто не представляете, сколько мешков с пряностями лежит у нас под ногами.
– Я думаю, что муж миссис Уиттли оплатит вам ваши расходы.
Камар вдруг улыбнулся.
– Мы привыкли, – сказал он искренне, – не доверять неверным. Вы, христиане, не держите своего слова. Вы – обманщики.
– Далеко не все!
– Бывают, наверное, исключения.
– Среди ваших людей тоже много обманщиков.
– Разумеется. Но у нас другая хитрость и другая ложь.
– А сколько стоит изменить курс?
– Спросите у моего отца, – сказал горбун. – Я бы сделал это бесплатно.
«Он слишком пристально смотрит на меня, от него исходят горячие волны… Мне становится сладко и страшно. Но и жалко его».
– Лучше за все платить, – сказала Дороти, отворачиваясь от Камара.
– Тогда платите вперед, – сказал Камар.
Дороти бросила взгляд на камешек. Он еще более потемнел.
Она уже понимала, какого рода опасность исходила от Камара и почему камешек как бы остановился, темнея, на полдороге. Он не мог понять своим каменным компьютером, насколько была опасна для Дороти страсть, охватившая молодого горбуна.
– Я не знаю, как моя госпожа решит уговаривать вашего отца, – сказала Дороти. – Она умная, она сообразит. Например, она может написать расписку…
– А когда мы привезем вас, – печально ответил горбун, – то английский фактор скажет, что нас не знает, а его жена сумасшедшая, подпись которой недействительна. Так было с одним другом моего отца. Он был разорен и повесился.
– Значит, нас ждет дорога в Оман? Откуда, вернее всего, мы уже никогда не вернемся домой…
– Но в Омане бывают европейцы. Туда заходят португальцы, там бывают голландцы…
– Это все наши враги. Нам нечего ждать пощады…
– Зачем вы согласились пойти в услужение к такой неприятной женщине? – спросил Камар.
У него был смешной акцент. Будто ему было трудно выплевывать английские слова, поэтому он предварительно очищал их от мяса и выговаривал лишь кости слов.
– Чего еще я могла ждать? – ответила Дороти. Следует сказать, что слова молодого араба были ей приятны.
– Я вижу, что вы принадлежите к высокому роду, – продолжал Камар. – Я узнаю сиамскую княжну, когда я вижу одну из них.
– Сиамскую княжну? – Эти слова ничего ей не говорили. Она не была уверена, что слышала когда-нибудь это слово – Сиам. Наверное, это арабское государство. И вдруг ей стало неловко признаться в том, что ее мать – лигонка из Авского королевства. Она испугалась разочаровать молодого горбуна.
– Вы схожи с тростинкой, с гибким побегом розы, и губы ваши подобны розовым лепесткам.
– Не надо, – улыбнулась Дороти, – если вы будете продолжать сравнения, вы скоро наверняка меня смутите.
Камар замолчал. Дороти смотрела прямо перед собой, склонив голову за борт и глядя, как бежит волна, но чувствовала неотрывный взгляд Камара.
– А вы живете в Лондоне? – спросил он через некоторое время.
– Да, у нас там есть дом, он остался от моего отца.
– Вы не бедствуете?
– О нет! – возмутилась Дороти. Она искренне не считала, что семья Форестов бедствует.
– Так почему вы пошли в услужение?
– Мне трудно и долго объяснять вам причины, побудившие меня отправиться в плавание.
– Вы скрываете свое истинное лицо?
Дороти не ответила. Потому что не знала, скрывает ли она что-либо, ибо ее никто, даже Блекберри, об этом не спрашивал.
– Вы мне не доверяете? – спросил Камар.
– Я думаю, как нам добраться до Рангуна, – сказала Дороти.
– У меня есть одна мысль…
– Скажите!
– Рано. Сначала посмотрим, к какому решению придет мой отец.
– А он может изменить решение? – обрадовалась Дороти.
– Каждый человек может изменить свое решение. Даже вы, Дороти.
Он совсем иначе, чем англичане, произносил букву «р», и потому имя Дороти в его устах звучало почти незнакомо.
Из двери каюты выглянула Регина. Она быстро углядела, где и с кем стоит Дороти, и закричала:
– А ну, сейчас же домой! Я с утра непричесанная!