Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Мате в кабинет телеграмму принес шифровальщик из управления. Телеграмма была секретная, правительственная, шифровальщика сопровождал майор.

Матя думал недолго. Некое подсознательное, животное чувство подсказывало ему, что все это – испытание. К тому же Алмазов был величиной известной и чаще всего управляемой. Новый шеф мог подмять Шавло и уничтожить проект. Матя и Алмазов вместе уже шесть лет. И Матя написал на бланке, который положил на стол майор:

«Снятие Алмазова срывает работы на строительстве. Прошу освободить меня от должности и направить на любой участок, где я могу принести пользу Родине. Директор Полярного института Шавло».

Алмазов ждал в приемной Ежова, когда принесли телеграмму от Шавло. Ежов вызвал к себе Алмазова и, не показав ему телеграмму, закричал:

– Мать твою! Если к Октябрьским не испытаете – оба пойдете под расстрел. Хватит!

Алмазов улетел обратно на Ножовку.

Ежов имел беседу со Сталиным. Тот был предупредителен и добродушен, что было опасным сигналом.

Ежов докладывал о подготовке процесса в Магнитогорске, накопилось много текущих дел; Сталин был терпелив и снисходительно подмахивал бумаги, почти не читая и подчеркивая этим доверие к наркому, которому осталось так мало жить.

– Что касается нашей «Маши», – сказал Ежов и улыбнулся, ожидая ответной улыбки хозяина, – то она обещала разрешиться от бремени к Новому году.

Сталин не улыбнулся в ответ.

– Что-то давно твоя блядь свой живот носит, – сказал он. – Мне это надоело. За эти деньги мы можем построить каналы с Севера в Среднюю Азию, напоить хлопковые поля, принести радость людям. Вместо этого вы играете в детские игры. Маша-Даша-Паша! Новый год? Сколько лет они там возятся?

– Иосиф Виссарионович, – произнес чужие слова Ежов, – мы делаем не просто новую бомбу, как кажется некоторым. И даже не тысячу бомб. Мы делаем современные Содом и Гоморру – абсолютное оружие, обладание которым сделает нас хозяевами мира. Извините, Иосиф Виссарионович, но я ответственно заявляю, что постоянно знакомлюсь со всеми материалами и с ходом работ. Ничего подобного мир еще не знал.

– Содом и Гоморра, говоришь? А еще коммунист, – упрекнул Сталин Ежова. Он размял разорванную папиросу и набил трубку приятно пахнущим табаком. – А вот мы пошлем твоего заместителя товарища Берию проверить объект и получим его экспертное мнение, вы не возражаете, Николай Иванович?

– На настоящем этапе, – сказал Ежов, собрав всю решительность, какая в нем оставалась, – я бы очень просил вас, Иосиф Виссарионович, сохранить проект в абсолютной тайне. Каждый лишний человек, даже такой проверенный коммунист, как Лаврентий Павлович, – дополнительная опасность. Мы не можем рисковать. – И прежде чем Сталин успел возразить и даже высмеять наркома, тот положил перед ним тонкую папку. – Здесь донесения наших разведчиков и результаты анализа научных публикаций Германии и Америки. Они еще не начали воплощать атомную бомбу в жизнь, но теоретически перегнали нас.

Сталин открыл папку, пролистал, закрыл и, положив на нее руку, спросил:

– Сколько времени понадобится Гитлеру, чтобы сделать бомбу?

– Надеюсь, не меньше двух лет, – сказал Ежов. – Так считаем мы в Ножовке.

Он как бы снижал свое значение, присоединяя себя к физикам, жившим за колючей проволокой, но в то же время такой ответ звучал как ответ человека, вникшего в дело.

– А американцам?

– Им это пока не приходит в голову, – сказал Ежов. – Они могли бы все сделать быстро. Но мы догадались, а они нет.

– Значит, у нас есть еще фора?

– Сами посмотрите и убедитесь, Иосиф Виссарионович.

Когда Ежов ушел, Сталин внимательно прочел все документы, подколотые в папке. Они были изложены подчеркнуто элементарно. Но если они не фальшивки, то доказывают, что бомба по крайней мере не очередной бред авантюристов, расхищающих народные деньги, и в самом деле мы обогнали их, мы сообразили кинуть на этот проект людей и деньги, и если это настоящий туз… Сталин снова принялся читать донесения о работах в Германии, Италии и Америке. Ежов прав – идея витает в воздухе. И возможно, он ее недооценил. Он сам будет контролировать проект Полярного института. И оставит Ежова… впрочем, надо подумать. Ежов уже сделал свое дело, ему пора переходить на должность козла отпущения… А может, рано? А может быть, есть резон в словах «железного» наркома? Дадим ему еще полгода. Но не больше.

* * *

Алмазов не благодарил Шавло за то, что тот его спас. Хотя Мате хотелось услышать благодарность.

– Ты чего улыбаешься? – спросил Алмазов, вернувшись из Москвы и зайдя в кабинет Шавло. – Думаешь, ты благородный? Да ты просто понимал, что я тебя утащу за собой.

– Это еще бабушка надвое сказала, – ответил Шавло.

– Я один на тот свет не пойду, – сказал Алмазов. – Давай чай пить.