…Шагая по снегу, проваливаясь в покрытые тонким ледком лужи на разбитой дороге, Шавло проклинал Алмазова и всю эту чертову власть, которая так обманула его, проклинал себя, который ей так легко доверился, а может, слишком испугался. Ну ничего, не сегодня-завтра он взорвет бомбу. И тогда Алмазов – именно Алмазов из всех людей на свете – окажется его наградой. Он так и скажет: «Я не хочу никакой награды, я хочу голову Алмазова…»
Матя посмотрел вперед – над ним нависал, хоть было до него еще далеко, главный корпус института. Семь этажей, а наверху «обезьянник», по которому иногда гуляет с коллегами и он, показывая этим, что мало чем от них отличается, и самое интересное – многие этому верят. За зданием установлен сильный прожектор, вечером или полярной ночью он то и дело елозит лучом по небу, создавая светящийся, мутный фон, на котором четко выделяется квадрат дома и точки – человечки в «обезьяннике». Они наверняка видели, что Шавло водил по полигону чинов из НКВД. У физиков есть неплохая оптика – там же Некрасовский, оптический гений. Значит, они сейчас видят, как их руководитель, дрожа от холода, топает по снегу под конвоем. Пускай. Может быть, напишут воспоминания. И кто-нибудь зачитает их при вручении Матвею Шавло Нобелевской премии.
– Смотри, – сказал Румер, возвращая Некрасовскому подзорную трубу, – наш Матя идет аки посуху.
– Недостаточно услужил, – ответил Козлов. – Научится себя вести, в следующий раз привезут домой в «ЗИСе».
Кто-то засмеялся.
Тягач, стоявший у решетки, крикнул, чтобы собирались, шли вниз, следующая смена ждет прогулки.
Алмазов отвез высокого гостя к себе. Пока они осматривали испытательный стенд, в столовой его каменного дома, стоявшего поодаль от объекта, в пределах бывшего районного центра, был накрыт обед. Обед готовили в двух вариантах – на всю здешнюю верхушку НКВД и на двоих – Алмазова и гостя. Еще по дороге Алмазов выяснил у Вревского, какой обед он предпочитает. Вревский сказал – скромный. Тут же вперед был послан нарочный: чтобы верхушка разувалась и отдыхала. Сегодня пусть пьют по своим квартирам.
Мебель в доме у Алмазова была хоть и не единая по стилю, но мягкая, большей частью старинная, конфискат. Мебели было много, мог бы поделиться и с Шавло. «Впрочем, – поправил себя склонный к справедливости Вревский, – мы не были у Шавло дома». Он не знал, что Матя спал в закутке за своим кабинетом. Но по сравнению с «дортуарами» ученых это был дворец, потому что он давал уединение и туда можно было привести женщину.
Сервиз у Алмазова был красивый, с синими узорами, мейсенский. Вревский в этом разбирался. Он похвалил сервиз. Алмазову было приятно, словно сервиз не был конфискатом, а достался ему по наследству от дядюшки.
Они выпили по первой, за знакомство, потом, хоть и были вдвоем, – за товарища Сталина. Затем еще один тост обязательный, за отважного наркома НКВД товарища Ежова. Алмазов наливал Вревскому, но не спешил. В хороших правилах было наливать гостю столько же, сколько и себе. Если ты спешишь подлить гостю, значит, хочешь его споить, а если не в очередь долил себе, значит, жаден и склонен к пьянству. Чекисты пили правильно, не спеша, хорошо закусывали. Вревский, разумеется, не обезоружился перед малознакомым и не очень приятным Алмазовым, но помягчел. У них общая цель – угодить Родине.
– Вы для образца взяли какой-нибудь немецкий город? – спросил Вревский. – Для полигона?
– Вы имеете в виду испытательный стенд? Моя идея. Уникальному оружию – уникальный полигон.
На самом деле идея сделать полигон в виде немецкого города принадлежала Мате, и ему бы не получить на нее одобрения, если бы она не понравилась предыдущему, уже расстрелянному наркому Ягоде.
– Так когда же испытания? В Москве ждут.
– Я знаю. Сам уже извелся. Я же здесь без отпусков, фактически в добровольной ссылке. Вы кушайте, Иона Александрович.
– Вы мне сообщите срок испытаний? Вы же переносите его третий раз. Это может для вас плохо кончиться.
– Вы видите, как нам трудно!
– Хватит мне мозги полоскать! Говорите прямо – когда? Вам Родина дала все – и людей, и средства. А вы саботируете!
– Мы уложимся в срок.
– 1 апреля?
– В первых числах апреля. Мы уточним.
– Советую уточнить окончательно. Думаю, что сам Николай Иванович приедет на испытания.
– Я рад, что наш нарком найдет для этого время, – сказал Алмазов после паузы. Новость была опасной. В случае неудачи потерявший над собой контроль Ежов может расправиться с виноватыми и невиновными на месте.
Выпили еще. Алмазов сходил на кухню, сам взял там у сержанта-повара отбивные и принес в комнату. Вревскому не хотелось есть.
– Слушайте, Ян, нам крайне нужна сейчас бомба, – настойчиво произнес он. – После того как мы ликвидировали преступную шпионскую группу в армии, среди наших врагов поднялись крики о том, что наша армия сильно ослаблена.
– Какая чепуха! Мы же избавились от них именно для того, чтобы укрепить РККА! – театрально возмутился Алмазов.