Еще было совсем светло – серебряный северный воздух гудел первыми комарами, которые готовились заняться истреблением таежной живности, под деревьями в тени елок еще лежали основательные пятна снега, лишь на южных склонах и лужайках он растаял.
Они выстроились на берегу, на стапеле, полковник из Люфтваффе и конструктор с замотанным шарфом горлом пожали им на прощание руки и пожелали счастливого возвращения. Полковник из Люфтваффе сказал, что рейхсмаршал только что звонил из Берлина и передал экипажу пожелания успеха в его опасной и благородной миссии. Затем они спустились в надувную резиновую лодку, которая останется на борту.
Поднявшись в люк «Ханны», они втащили лодку за собой – люк был большим, но все равно лодку пришлось поставить боком, а она была тяжелой.
Затем Юрген прошел вперед в узкий прозрачный нос амфибии, где умещалось лишь кресло пилота. Карл Фишер уместился спиной к нему, пониже, за маленьким штурманским столиком, Васильев пока что улегся, подогнув ноги, на масляном баке, потому что его смена будет следующей. Юрген передал на берег, что к отлету готов, и с берега ответили, что последняя радиограмма принята, с тех пор и до возвращения – абсолютное радиомолчание. Лишь в случае угрозы неминуемой гибели Карл Фишер должен был дать радиограмму шифром, который знал только он.
«Ханна» медленно начала разбег, держась точно середины канала во льду, чтобы не поцарапать и не повредить дюралевые поплавки. Васильев подтянул под себя ноги в теплых унтах, вжался спиной в холодную стенку кабины и чуть приподнялся, чтобы смотреть вперед через плечо Юргена. Тот уверенно взял штурвал на себя, и «Ханна» тяжело, будто нехотя, оторвалась от воды в тот последний момент, когда казалось, что они врежутся в дальний берег озера, и пошла вверх. Юрген повернул штурвал влево, и «Ханна» начала клониться на крыло, выходя на курс. Вершины елей еще были совсем близко, но Васильев уже знал, что Юрген – пилот Божьей милостью, и если кому-то суждено доставить их живыми на Полярный Урал, так это подполковнику Юргену Хорманну.
Пока строили испытательный стенд, зэки упражнялись в выдумывании ему названия. В конце концов укрепилось – Берлин. Даже охрана не называла иначе.
Утром на разводе выкрикивали: «Вторая бригада – на Берлин!»
И никто не удивлялся. Правда, наверху это слово не употреблялось.
Вокруг строительства ходило много легенд и слухов. Одни полагали, что это полигон, на котором будут тренироваться наши десантники – воздушная пехота. И когда победим фашистов, то десантники пойдут на помощь германскому пролетариату и лично товарищу Тельману. Были такие, кто думал, что скоро Гитлера возьмут в плен и привезут сюда – в ссылку, чтобы жил в привычной обстановке. А может быть, этот Берлин готовят как столицу автономной республики немцев Поволжья – надо же на освоение Севера кинуть настоящих тружеников. В общем, никто всей правды не знал, а так как между лагерями и шарагой, где сидели физики, никакой связи не было, то настоящей догадки и не могло возникнуть.
Дома в городе строились по-разному, не без обмана. По спецификациям, которые получало лагерное начальство, строения в Берлине должны были отвечать международным строительным стандартам. Снабжены подвалами, фундаментами, гидроизоляцией и так далее. Но на вечной мерзлоте ты не очень-то сделаешь подвал или гидроизоляцию. Правда, лагерным строителям было полегче, чем настоящим, – никто не требовал отапливать город, в нем даже не было для этого коммуникаций. А раз так, то дома не будут нагреваться, растапливать вечную мерзлоту и проваливаться в болото.
По северным масштабам объем работ был громадным, никогда здесь такого не видали. Следовательно, и воровство расцвело вокруг Берлина громадное. Замешаны в том были настолько высокие чины, что Шавло с Алмазовым бороться с ними были бессильны с того момента, когда шесть лет назад началось грандиозное перемещение лагерей в эти края, строительство дорог и даже заводов – кирпичных, цементных, лесообрабатывающих фабрик, зданий института и подчиненных ему структур, – с тех пор и развернулось не менее грандиозное воровство. Никогда еще в истории Советского государства не возникало столь масштабной панорамы. За последние пять лет в связи со здешними хищениями и злоупотреблениями прошло четыре больших уголовных процесса, но все они глохли на уровне начальников управлений. Никто не знал, сколько должна стоить бомба, следовательно, она стоила вдесятеро больше, чем необходимо.