– Фашистский самолет? – вторила ему Альбина. Альбина была детищем Советской страны, и для нее слово «фашистский» было страшным и враждебным. Андрей же, когда понял, что его не разыгрывают, ощутил невольное облегчение, потому что в ином случае – окажись Васильев, допустим, агентом советской военной разведки или контролером ЦК ВКП(б) – ну мало ли кем он мог оказаться! – они с Альбиной были обречены либо возвратиться в зону, откуда их ни за что не выпустят живыми, либо пройти мясорубку допросов в какой-то иной советской организации, никак не более гуманной, чем НКВД.
– И вы – шпионы, – сказал Андрей утвердительно.
– Можешь называть нас именно так, можешь даже махать красным галстуком и вызывать отважных пограничников, чтобы нас задержали и предали справедливому суду. Только неизвестно, где тогда окажешься ты, – ответил Васильев.
Альбина робко потянула Андрея за рукав – обратно, в тундру.
– Погоди, – сказал Андрей. – Вы получили сведения о Полярном институте и испытаниях?
– Разумеется, – сказал Васильев, – на то и существует разведка.
Юрген смотрел на них, приблизив лицо к плексигласу кабины. Лицо угадывалось неподвижным белым овалом.
– Не обращайте на Юргена внимания, – сказал Карл Фишер Васильеву. – Это зазнавшийся юноша, напичканный предрассудками, которыми столь богата любая тоталитарная система.
Васильев приподнял бровь. Таких слов он не ожидал от скромного фотографа.
– Не бойтесь, если я говорю нечто выходящее за пределы дозволенного, значит, я отношусь к тем, кто определяет эти границы, – сказал Фишер. – Надеюсь, когда придет время выбирать между смертью в ледяной пустыне и относительным комфортом берлинских учреждений, ваши соотечественники разумно выберут второе.
С этими словами Фишер отошел в сторону, ободрив Васильева, павшего было духом от мысли, что придется бросить этих несчастных людей здесь. Теперь Васильев убедился, что настоящим руководителем миссии является не молодой ас, а именно Фишер, что было куда разумнее с точки зрения германской разведки.
Андрей с Альбиной смотрели вслед Фишеру – они также почувствовали власть в его мягком тоне и сдержанных движениях.
– Мы улетаем через несколько минут, – сказал Васильев. – Иначе нас могут засечь русские истребители, и мы никуда не прилетим. Нас должна скрыть утренняя мгла – к восходу солнца «Ханна» будет уже над морем. Решайте.
Васильев увидел, как Фишер, подойдя к кромке воды, окликнул Юргена, который не сразу высунулся, отодвинув боковую створку пилотской кабины. Васильев не разобрал, что там объяснял фотограф пилоту, потому что слушал, как Андрей говорил Альбине:
– Альбина, я не могу вас здесь бросить одну, на верную смерть. Но если вы не полетите с нами, то я останусь и погибну тоже.
– Но как можно улететь! – произнесла Альбина. – Это же измена Родине.
– К сожалению, наша Родина держит нас здесь, потому что считает нас изменниками, и еще сегодня утром сделала почти удачную попытку отправить нас на тот свет без суда и следствия.
– Это не Родина! – закричала Альбина. – Это Алмазов! Ты же знаешь, что это Алмазов!
– Алмазов такая же пешка, как любой охранник, – в любой момент его могут сковырнуть. И придет другой такой же Алмазов.
– Но что тогда все это означает? Что с нами происходит?
Это был вопрос, который она, видно, задавала множество раз – но только себе, боясь любого собеседника.
– То, что наша страна сошла с ума, – сказал Андрей.
Было жутко холодно, одежда так и не просохла, дул холодный ветер, и звезды были еле видны на голубеющем небе – их постепенно затягивало тонкими полупрозрачными облаками.
Альбину била дрожь.
– В бараке вы не согреетесь, – сказал Андрей. – Мы умрем.
– Я знаю. Так, наверное, лучше.
– Но я остаюсь с вами.
– Ни в коем случае! Вы улетайте!
– Вы моя жена!
– Не смейте так говорить!
– Жена военного времени.
– Не смейтесь.
– Альбина. – Андрей обратился к последнему аргументу. – Только недавно, когда погиб Айно, вы сказали мне, что должны остаться жить, чтобы отомстить Алмазову. Если мы замерзнем в этом бараке, кто будет мстить?
– Я думала мстить здесь, а не там.
– Откуда вы знаете, в каком случае ваша месть будет более успешной?
Альбина подняла голубые – то ли от лунного света, то ли от холода – руки и сжала виски – она была близка к истерике.
Карл Фишер придерживал лодку у берега, Васильев медленно подошел к лодке и передал туда свинцовый ящик. Карл Фишер поставил его в лодку. Потом они посмотрели на Андрея и Альбину.
Андрей протянул Альбине руку, и они пошли к лодке. Альбина вяло сопротивлялась, как бы отдавая дань долгу сопротивляться. Они дошли до лодки и сели в нее. Васильев оттолкнулся от берега, Фишер ловко действовал байдарочным веслом, чтобы подогнать лодку к низко нависшему над водой брюху гидроплана.
Фишер поднялся в фюзеляж первым и что-то резко сказал Юргену.
Тот возразил. Фишер прошел к пилотской кабине, и до Васильева донесся обрывок сказанной им фразы:
– Как только мы выйдем из зоны опасности, вы дадите радиограмму в Берлин. Я разрешаю вам дать ее открытым текстом. В ответе вам подтвердят мои полномочия – в ином случае можете меня расстрелять.