Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Выбор! – Л. попытался засмеяться. Потом сказал: – Только не тот, что привез Сталин. Там может быть дерьмо.

Мне хотелось уйти – от Л. исходил слишком сильный поток неразличимых человеческими чувствами, но обжигающих волн. В бессилии маленького тела, в его капитуляции перед лицом смерти было такое могущество духа, что именно в тот момент я окончательно осознал, как этот человек мог держать в руках партию и громадную империю…

Мария Ильинична принесла поилку с бульоном. Дмитрий Ильич протянул руку, и я покорно отдал ему пакетик с ядом. Л. смотрел на него как зачарованный.

– Господи, спаси и помилуй, – шептали его губы – может быть, лишь я слышал этот шепот, а может быть, мне только казалось, что он шепчет. – За что мне такая мука, Господи?

Вошли Н.К. и Анна Ильинична. Анна Ильинична заперла за собой дверь.

Все мы, в первую очередь родные и случайно – я, были словно присяжные, которые должны будем перед небом свидетельствовать о происшедшем.

– Я не хочу, – шептал Л. – Освободите меня!

– Милый, – Н.К. заплакала – большие тяжелые слезы скатывались по толстым мягким щекам, – не надо, давай будем жить… Мы же справлялись…

Л. отрицательно двинул головой и протянул руку к поилке.

Н.К. не смогла дать ему поилку, и дал ее Дмитрий Ильич.

Л. пил спокойно, сделал несколько глотков, но потом вдруг судорожно, отчаянно оттолкнул поилку так, что вышиб ее из руки брата – она упала на пол и раскололась, – и все мы смотрели не отрываясь, как лужица отравленного бульона медленно растекается по паркету.

Л. откинулся на подушку и закрыл глаза.

Мы смотрели на него. В дверь постучали, но никто не двинулся.

– Ну! – произнес Л. – Скоро?

Н.К. опустилась перед кроватью на колени и положила руку ему на лоб.

– Нет, – прохрипел Л. – Нет, я не позволю! Пустите меня! Я еще живой!

Он начал биться в конвульсиях.

Я кинулся к нему. Почему-то Анна Ильинична протянула мне градусник. Я покорно сунул его под мышку и придерживал косточку правого неподвижного плеча.

Л. бормотал невнятно, выкрикивал тихонько непонятные слова, левая рука махала в воздухе, отбиваясь от невидимых нам злых сил. В дверь стучали. Мария Ильинична подбежала к двери и крикнула, чтобы отстали.

Анна Ильинична вытащила градусник и показала мне: ртуть остановилась на отметке 42,3 – дальше некуда было подниматься.

И вдруг Л. закричал – тонко, прерывисто.

Он мелко трепетал, бился – словно хотел выскочить из жгучей кожи… и я видел, как в дурном сне, и все это видели, как лопалась кожа, обнаруживая внутри под ней другую – розовую, нежную… нечто куда меньшее, чем Ленин, билось внутри его, распарывая оболочку. Ахнула, зажимая себе рот, Анна Ильинична, кто-то из женщин упал на пол, потеряв от страха сознание…

Голова Л., будто из нее изъяли череп, дергалась, сморщенная, и я сделал растерянный шаг ближе, чтобы помочь – не зная уж кому и чем. И тут сквозь лопнувшую на горле кожу прорвалась младенческая рука. Рука дергалась, разрывая кожу, – немного крови появилось на ней, но совсем немного.

Почему-то первой пришла в себя Н.К. Она оттолкнула меня, кинулась к дергающейся кукле и начала рвать кожу своего мужа, стараясь освободить из нее младенца, который выбирался из кокона, – я даже слышал, как рвалась, трещала живая кожа, мне стало так плохо, что я отступил назад и натолкнулся на лежавшую на полу Марию Ильиничну.

Младенец, испачканный кровью и лимфой, квакающий беззубым ротиком, бился в руках Н.К.

Анна Ильинична сорвала со стола белую скатерть – посыпались коробочки с лекарствами и шприцы, – они с Н.К. положили младенца в ногах мертвого, пустого Л., начали вытирать его, деловито и быстро, словно ждали именно этого исхода. Дмитрий Ильич подошел к двери.

– Там кто? – спросил он.

– Это я, Алексей, – ответил голос Преображенского.

– Больше никого?

– Осипов в столовой, – сказал он. – Врачи с ним.

– Жди, – сказал Дмитрий Ильич. – Никого не пускай.

Как будто поняв брата без слов, Н.К. и Анна Ильинична завернули младенца, который молчал, в скатерть, потом сняли с кровати сбитое к ногам одеяло.

Я ничего не понимал и не хотел ничего понимать – я был в тупом шоке.

– Сергей Борисович, – тихо сказал мне Дмитрий Ильич. – Вы сейчас вместе с Алексеем Андреевичем Преображенским отнесете ребенка во флигель. Света не зажигать. Вы отвечаете за жизнь ребенка. Ясно?

– Конечно, – сказал я покорно. – Конечно…

Преображенский, не задав больше ни вопроса, взял закутанного ребенка.

– Возьми на вешалке шубу, – сказала Анна Ильинична. – Я потом к вам приду. Надя останется здесь.

– А я позвоню в Кремль, – сказал Дмитрий Ильич. – Мне надо сказать, что Володя умер…

* * *

Мы просидели во флигеле Преображенского до утра. С нами была Анна Ильинична. Я осмотрел ребенка – это был физиологически нормальный новорожденный мальчик.

Как потом рассказал Дмитрий Ильич, Сталин и Семашко приехали вечером. Сталин никому не сказал в Москве, куда едет.