На даче они бывали на заре своего романа. С ней связаны светлые воспоминания, но это еще не основание для того, чтобы в разгар зимы мчаться на спаленный участок и, сидя рядом с пепелищем, давно и густо запорошенным снегом, предаваться воспоминаниям о любви.
На даче можно скрыться, зная, что там сгорело не все – что там остался хозблок, сарайчик, в котором стоит электрокамин. То есть там можно переночевать, там можно пересидеть три дня. Но почему только три? Чтобы все успокоилось? Но что может успокоиться за три дня? Загадка: пожилой солидный человек, семьянин, вина которого не доказана и сомнительна, бросает все и таится в сарайчике на пепелище, что можно сделать лишь в смертельном страхе…
Лидочка начала вытираться, все еще игнорируя настойчивые вопли телефона.
Нет, ей эту загадку не распутать. Саша-Шерлок Холмс полагает, что убийцы что-то искали в хозблоке. Все перерыли. Что мог отыскать товарищ Осетров на пепелище? Триста долларов, взятых у Алены? Опять – двадцать пять! Не могут эти доллары решить его судьбу! Но что-то ее решило.
Одно совершенно ясно: бежал и скрывался Осетров вовсе не от милиции и правосудия, он бежал туда от убийц. И убийцы его нашли. Но как они его нашли?
И если смерть Осетрова – дело рук жестоких безжалостных садистов – может быть, тех наемных убийц, о которых так робко и с придыханием пишут газеты, то что можно сказать о смерти Аленки? Не связана ли она с теми же причинами? А что, если Осетров знал о настоящей причине гибели Алены? И эта причина была для него настолько страшна, что он хотел от нее укрыться и полагал, что дача, о существовании которой почти никто не знал, – самое надежное для этого место?
Голова кругом идет. И еще этот взбесившийся телефон!
– Кто? – Лидочка, задумавшись, подняла трубку и, продолжая вытирать голову, свободной рукой поднесла ее к уху.
– Господи, я думала, что тебя убили, – это был голос Сони. – Что с тобой произошло? Мне не хватало еще твоего трупа.
Лидочка представила, как Соня ломает в пальцах погасшую сигарету. Господи, она совсем забыла о Сониных бедах!
– Я была на даче, – сказала Лидочка. Она не собиралась ни жалеть Соню, ни проявлять деликатность. В конце концов, Соня спокойно обманывала Лидочку, утверждая, что ничего не знает о садовом участке Маргариты Флотской. Знала она о нем!
– На какой даче? – спросила Соня. Она перевела дух – затянулась. – У Татьяны?
– Теперь у Татьяны. Но раньше это была дача Маргариты, а потом она перешла к Алене. И вы на ней не раз бывали.
– Какая дача? Я ничего не знаю.
– Если не знаешь, то мне с тобой не о чем разговаривать.
Так как Соня молчала, Лидочка повесила трубку и успела вытереть волосы и включить фен, прежде чем телефон зазвонил вновь. Конечно же, эта была Соня.
– Лида?
– Перезвони мне через пятнадцать минут, – сказала Лидочка. – Я сушу волосы и все равно ничего не услышу.
Она положила трубку и спокойно занялась сушкой волос. Она была уверена, что Соня позвонит – куда деваться этой особе, перепуганной, как зайчишка? Сейчас она позвонит и скажет, что не говорила Лидочке о даче, потому что… А любопытно, почему?
Телефон зазвонил через пятнадцать минут без десяти секунд – Лидочка поглядывала на часы.
– Извини, – сказала Соня. – Я понимаю, что у тебя есть основания мне не доверять и даже сердиться на меня. Но садовый участок Маргариты – эта такая древняя история! После того, как дача сгорела, не было смысла туда ездить.
– И не ездили?
– Конечно, почти не ездили.
– Но я сегодня там была. Там остался хозблок – две комнаты, электрокамин, кушетка – явно туда ездили. Там даже жили. Почему ты об этом не знала? От тебя скрывали? Тогда почему ты говоришь, что была лучшей подругой Алены?
Лидочка слышала свой голос – он как будто принадлежал не ей. Как могла она скрыть от Сони смерть Осетрова и упрекать ее во лжи, заманивая в ловушку?
– Нет, я знала, конечно, знала, – мямлила в ответ Соня. – Но зачем тебе знать, это такой пустяк, это так неважно?
– Неважно? – совсем уж рассердилась Лидочка. Тут уж она не притворялась. – Тогда почему Осетров поехал туда? Что он там потерял?
– Значит, он все же поехал туда? – Соня была напугана. Она точно была напугана. – Вот почему он был в лыжном костюме. Ты мне сказала, а я не придала значения…
– Его там убили, – сказала Лидочка.
– Что?
– Его там убили. И не только убили. Его страшно мучили. Когда мы нашли его, он был весь изломан… – Лидочке не хватило дыхания, ее голос сорвался, но Соня не слышала этого – она выла. Когда Лидочка замолкла, смущенная странным звуком, доносившимся из трубки, она поняла, что это именно вой – на одной ноте, тупой, почти звериный, но более высокий по звуку – его можно было спутать с гулом, который издает рой пчел…
– Соня? Соня! Что с тобой?
Упала трубка. И короткие гудки.