Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9

Лидочка не ответила. Ей был отвратителен этот поучающий тон, эта уверенность в себе, ей хотелось, чтобы Петрику было плохо, чтобы он трусил, бесился, и чтобы ему не достались эти деньги, и не улетел он в Австралию-Португалию. Невозможно было подумать, чем это может грозить ей самой, – злость на Петрика была сильнее.

– Неужели ты не понимаешь, курва, что из-за этих бабок уже несколько человек концы отдали? Сначала я.

– Как так? – Лидочка попыталась поднять голову.

Петрик усмехнулся.

– Ты же сама видела, как меня истребляли эти козлы зверские.

– К сожалению, не истребили.

– К сожалению или к счастью, но Алену тоже убили из-за этих бабок.

– Вы убили?

– Убили, и дело с концом.

– Потом Осетрова.

– Лидия Кирилловна, – согласился Петрик, обнаружив, что знает ее отчество, – вы видели этого глупого и жадного человека и знаете, как он умирал? Как раздавленный муравей.

Телохранитель снова засмеялся. У Петрика был очень веселый телохранитель. Петрик подождал, пока Гоша отсмеется, и продолжал:

– Мы ошиблись. Не было у Осетрова денег, не нашел он их. А завладела ими ты – человек совсем уж случайный. Как это получилось?

– Не знаю.

– Гоша, сделай тете больно, – посоветовал телохранителю Петрик. – У нас нет времени на долгие беседы.

Гоша крепко, но почти нежно взял руку Лидочки, и когда она стала рваться, испугавшись этой нежности, он принялся отгибать ее указательный палец назад.

– Не надо! – закричала Лида. Она не собиралась становиться героиней.

– Ой, не надо! – Соня бледная до синевы появилась в дверях. – Пожалуйста, не надо, она все скажет.

– Подожди, Гоша, – сказал Петрик, дав Соне возможность выговориться.

Гоша чуть ослабил давление на палец, и боль отпустила.

– Лидочка, пожалуйста, отдай им деньги. Ну отдай же! Они не отстанут! Они Осетрова убили! Они всех убьют, они такие люди.

– Вот, слышишь голос народа, – подтвердил ее слова Петрик. – А ей лучше знать.

– Не делайте ей больно, она все скажет! – повторяла Соня.

– Поймите, Лидия Кирилловна, – заявил Петрик, облокачиваясь на зеркальную дверцу платяного шкафа, отчего Петрик как бы удвоился и стал каким-то монстром, – меня не интересуют ваши рассуждения или терзания. Меня интересуют мои деньги. Понимаете, мои! Я их дал на сохранение Алене Флотской. Об этом узнал ее любовник, Осетров. Подтверди, Сонька.

– Да, так и было, – скучным голосом сказала Соня.

– Он отравил Аленку: воспользовавшись тем, что она ему пригрозила отравиться, решил, что подворачивается удобный случай… Все подумают, что так и было. Она поиграть хотела, чтобы он от жены ушел, а он воспользовался, – простая история, как в американском сериале про Марию.

Петрик усмехнулся усталой улыбкой делового человека, измученного конференциями, симпозиумами, контрактами, презентациями и организованным развратом в дорогих казино. Усмешка была такой отрепетированной и лживой, что Лидочка на секунду забыла о том, что над ней нависает груда тупых мышц по имени Гоша.

– Но бабки эти – мои! Понимаешь, мои! Их для меня Сонька там спрятала! За процент. Я сам в бегах, меня кинули на большие бабки, очень большие – тебе такие и не снились. Мне кредит не вернуть, теперь они меня кончить хотят – счетчик включен. Я бы ушел неделю назад – но бабки Аленкины пропали. Я тебе честно говорю, кем мне быть… Ты отойди, Гоша, не действуй на нервы, пойди на кухню, приготовь нам кофе. И ты, Соня, помоги Гоше.

У Петрика было не лишенное привлекательности открытое славянское лицо, чересчур полное, чересчур тугое, но ничего преступного в лице не было.

Спутники Петрика вышли из комнаты – впереди Соня, сзади, подталкивая ее, Гоша.

– Вы извините, Лидия Кирилловна, что я разрешил Гоше вас ударить. Это от нервов. Я в таком стрессе живу, голова кругом идет. Честное слово, я не хотел.

А ведь искренне полагает, что ничего особенного не произошло – зашли в квартиру, врезали в глаз, отломали палец – ничего особенного. А теперь поговорим, как культурные люди. Он был даже не мерзавцем, а каким-то обрубком человека, в котором недоставало самых обыкновенных человеческих качеств, чего он не замечал, потому что болезнью этой страдали и люди, которые его окружали. Они так быстро схватили все то, о чем раньше им рассказывали лишь в американских фильмах, что искренне своими динозаврьими мозгами, способными к ограниченным функциям – обманывать, отнимать, пугать, – полагали естественным деление мира на своих – таких же, как они, и неких прочих – ряды которых они так недавно покинули и куда страшились возвратиться. За сумму полученных удовольствий им приходилось платить повышенным риском существования, потому что хищники, питавшиеся ими, далеко превосходили Петрика и Гошу по жестокости и полному отсутствию человеческих качеств сродни жалости, морали и состраданию.

Не дождавшись от Лидочки отпущения грехов, Петрик продолжал, стараясь убедить ее в своей правоте:

– И понимаете, что случилось, – вы обхохочетесь…

Эта перспектива Лидочке не угрожала.