Кир Великий

Нериглисар скончался после трех лет царствования, а через два месяца сын его Лабаши — Мардук, еще ребенок, был умерщвлен. Заговорщики привели к власти своего ставленника, Набонида, сына одного из правителей и жрицы арамейского происхождения, когда-то служившей в храме бога Сина. Новый царь, также очень набожный и склонный к мистике, увлекался древней историей этого края. Но он представлял главным образом движение идей, которые воплощали арамеи внутри общества халдеев. По-видимому, Набонид тяготел к западу, к идеям, что в большом количестве возникали среди семитских народов.

Однако новый властитель Вавилона не мог открыто отречься от своего вавилонского прошлого и предстать узурпатором, проводящим политику разрыва со своими предшественниками. В начале царствования он, по-видимому, испытывал ностальгию по ассирийскому правлению, продолжателем которого он себя чувствовал, разумеется, о чем и заявил, восходя на трон: «Меня ввели во дворец и там все бросились к ногам моим и стали их целовать. Снова и снова благословляли они мое царствование. Я стал во главе своей страны по воле Мардука, господина моего, и с тех пор, чего бы я ни захотел, мне все удается. У меня нет соперника! Я подлинный посланец Навуходоносора и Нериглисара, моих предшественников на царстве. Их войско поручено мне. Не пренебрегая их приказами, я ублажил их сердце».

И все же Набонид довольно скоро присоединился к Киру. По правде говоря, у него не было другого выбора. Мидяне Астиага выглядели как варвары, безразличные к величию Ассирии: после победы над Ниневией они заняли только один город, Харран, остальное в великой ассирийской империи их не интересовало, кроме нескольких плацдармов в Верхней Месопотамии. Ведь не зря халдеи Навуходоносора старались защититься от Мидии, построив вокруг Вавилона знаменитую «стену мидян».

Причина, подтолкнувшая Набонида на сближение с Киром, носила характер и религиозный, и политический. Новый царь Вавилона хотел вернуть себе Харран, занятый мидянами, чтобы восстановить легкие контакты с семитским миром и иметь выход к морю. Но больше всего он хотел восстановить храм Сина, бывший когда-то гордостью города, место поклонения богу Луны, разрушенный варварами, пришедшими с востока и севера.

Враждебное мидийцам настроение персов было на руку Набониду, но он все еще побаивался власти непредсказуемого Астиага.

Но вот он увидел сон, который его успокоил: Мардук и Син явились ему и повелели идти в Харран и восстановить храм, посвященный Сину. Не уверенный в своих силах, Набонид стал было возражать: «Как я могу начать эти работы, если страну оккупировали умманмандейцы (этим именем называли киммерийцев, а затем мидян)?» А Мардук отвечает: «Умман-Манда, о котором ты говоришь, страна его и цари, поддерживающие его, больше не существуют». Самые могущественные из богов просят его выполнить их волю, Кир, фактически союзник его, поддерживает и поощряет, и Набонид решился. Он захватил город бога Сина.

На самом деле Астиаг все больше опасался возвышения Кира и сотрудничества между персом и вавилонянином. Не обращая внимания на стратегическое значение Харрана, он предпочел направить свои силы против своего вассала, надеясь припугнуть его. Затем он пригласил в Экбатану царя Аншана, чтобы проверить его покорность. На этот раз Кир не подчинился… Наоборот, он дерзко ответил своему деду: «Да, Астиаг, я скоро буду в твоем дворце и даже быстрее, чем ты хочешь».

Дерзость Кира была не беспричинна. Вот уже несколько лет Гарпаг, которому Астиаг когда-то поручил умертвить младенца Манданы, хотел отомстить царю Мидии. Будучи по-прежнему доверенным лицом Астиага, он написал Киру послание, подталкивающее персидского царя на бунт, причем вложил свое письмо в шкурку зайца, убитого на охоте, выдав шкурку за подношение вассалу мидийского владыки:

«Боги тебя хранят, сын Камбиса. Поистине ты под их защитой. Не медли и отомсти Астиагу, твоему убийце. Если бы все зависело только от него, ты давно уже был бы мертв! Но благодаря богам (а частично и благодаря мне) ты выжил. Думаю, что ты знаешь все это. Знай же, что мне пришлось немало претерпеть за то, что я отдал тебя пастуху, а не убил, как требовал царь. Если хочешь в ближайшее же время править державой Астиага, поднимай на бой персов и вместе с ними шагай на мидян. Неважно, кто будет во главе мидян, я или другой военачальник; в любом случае победишь ты. Мидяне только и ждут подобного случая, чтобы свергнуть Астиага и перейти на твою сторону. Здесь все готовы. Ждут только тебя. Действуй без промедления».

Черпая силу в доверии своих войск, в частности — племен персов, марсафиев, маспиев и, разумеется, пасаргадов, уверенный в том, что имеет союзника внутри самого лагеря мидян, Кир передал своему деду дерзкое послание, равноценное бунту.