Кирано Хота (СИ)

Все-таки все эти идиоты - мои идиоты, пусть они являются хоть и рабочим персоналом, хоть и прибывшими курсантами. Для Сьюзен они с самого первого шага на территории Полигона становились ее людьми. И видеть, как эти парни попадали в медблок с переломами или банальной температурой, то сама ее суть начинала наполняться гневом. Гневом на дурака, лежащего на койке и еще большего дурака, благодаря которому первый дурак очутился на койке. 'И гнев нужно выводить из себя', - так ей в свое время советовала подруга с университета, учащаяся на кафедре прикладной психологии.

И она выводила гнев. В начале на собственного больного, от процесса лечения у которого начинался тик в глазах от многочисленных уколов и приемов, полезных для здоровья, но полностью отвратительных по вкусовым ощущениям, лекарств.

Вторым в цепи мишеней становился сам виновник. Серия нравоучительных лекций , перемешанные на гневные порицания, заставляли даже матерых вояк прятаться куда подальше. А для глупцов, которые находили в себе дурости что-то сказать ей против, у Сьюзен тоже имелась хорошая мотивация набраться вежливости и такта. Всего лишь один разговор с капитаном и на следующий день все инструктора-сержанты выстраиваются в очередь для прохождения внепланового медосмотра. Причина? Хах, у хорошего врача всегда найдется причина для нахождения той или иной болячки. И у нужных сержантов эти болячки находились и затем со всем тщанием выводились.

Поэтому новеньким курсантам всегда было удивительно смотреть, как звери-сержанты уважительно вытягивались перед маленькой, выглядящей как школьница старших классов, работницей медблока.

'Новенькие курсанты...'

За свою работу она видела различных курсантов: высоких и низких, тощих и немного потолще, белых и черных. Все они проходили трехмесячный курс, но только часть из них приходили к итоговому тесту. И у всех их было одна вещь, которая их объединяла: абсолютно все курсанты, проходившие спецподготовку, являлись профессиональными военными. Они все знали, куда идут.

Сьюзен считала, что ее сложно удивить, но два месяца назад Смит смог доказать обратное. Точкой отсчета стали слова ее любовника-сержанта о том, что Джон собирается привезти сюда знакомого для тренировок. Знакомого гражданского. Знакомого гражданского-иностранца-школьника из Японии. В ту ночь она посмеялась над этим, считая всего лишь байками или розыгрышем со стороны Смита.

Как она ошибалась.

Спустя пять дней ее срочно вызвали к капитану, сказав лишь, что там зажегся нешуточный скандал. Второй стороной скандала оказался, по ее приходу, мастер-сержант Смит. И ядром конфликта оказался тот упомянутый школьник из Японии.

За те два часа, проведенные в помещении с двумя ссорщиками, у нее разболелась голова и пополнился заковыристыми матерными оборотами. Но в итоге жарких переговоров стороны подошли к консенсусу: Смит берет отпуск и обучает подопечного и за все издержки платит из собственного кармана. Капитан не хотел терять толкового мастер-сержанта с отличным послужным списком, но и ставить на довольствие не имел права. Это понимал и мастер-сержант, давший собственное согласие.

Паренька, послуживший яблоком раздора, Сьюзен встретила в первый день проведенной тренировки со Смитом, когда мастер-сержант принес его без сознания в палату. Тогда он и напоролся на первую гневную отповедь со стороны Сьюзен, убедившийся, что паренек в норме. Первой отповеди из множества последующих.

Сам паренек, представившись при приходе в сознание как Хирано Кота, понравился Сьюзен. Маленький, пухленький, с яркими, выразительными глазами и огромными и безвкусными очками в пластмассовой оправе, чем-то походил на плюшевого медвежонка. Плюс при небольшом разговоре с ним, она не раз отмечала его стеснительность и потрясающую вежливость. Это так же приводило ее в восторг, пробуждала в ней желание поухаживать за такой лапочкой.

'Наверное тогда я со всей полнотой осознала, что такое материнский инстинкт'.

Хирано являлся у нее частым гостем всю последующую неделю, но никогда не высказывал ни грамм жалоб о тех нагрузках под руководством Смита. И каждый раз, когда она удостоверялась, что у парня не было ничего опасного для жизни, Сьюзен ходила до Смита. Просто поговорить. И поставить мозги на место.

"Сьюзи, я знаю, что делаю. Просто следи за состоянием парня, когда он к тебе попадет".

Слова были разными, от встречи к встрече. Но всегда несли одно: "Не лезь" и "Следи".

Это сумасшествие длилась где-то две-три недели. Она с болью наблюдала, как веселый и улыбчивый медвежонок постепенно смурнел и его когда-то чистый взгляд менялся, становился более уставшим.

В тот день она не выдержала и закатила полноценную истерику в офисе Смита. Даже, если она правильно помнила тот день, зарядила ему пару звонких оплеух. К чести Смита, он не пытался каким-то образом выгородиться или заткнуть полыхающую гневом девушку. Нет. Он стойко принял все нападки и удары. Только в конце, когда запал у девушки приблизился к концу, он доверительно положил ей руку на плечо и произнес: