Киреевы

Одной из первых пришла на завод Соня Маврикиева. Наташа обрадовалась, увидев свою соседку, черноглазую «цыганочку» (так прозвала девушку Катерина). В прошлом году Соня окончила школу и поступила в театральную студию. Сейчас она в синем халатике, с красной косынкой на гладко причесанных волосах стояла у станка, стараясь постичь его премудрость.

Сегодня, зайдя в цех, Наташа увидела, как старательно, хотя еще не совсем уверенно, двигаются смуглые пальцы девушки.

— Ну как? — спросила Наташа.

— Ничего! Справлюсь! — застенчиво ответила Соня и совсем неожиданно спросила: — Скажите, Андрей Павлович пишет вам?

— Вчера получила письмо от него. Пишет, что дела идут хорошо и он вполне счастлив.

Еще не окончив фразу, Наташа почувствовала: не так надо ответить Соне, этой милой девочке, которая, по-видимому, любит Андрея.

Соня выпрямилась, лицо стало непривычно жестким. Почти враждебно она сказала:

— Сомневаюсь, чтобы Родченко был счастлив.

— Почему? — удивилась Наташа.

— Вам лучше знать! — и Соня снова наклонилась к станку, давая понять, что разговор окончен.

Растерянная шла Наташа по заводскому двору. Горячий ветер швырнул ей в лицо пыль, смешанную с мельчайшими опилками. Она вынула носовой платок и приложила его ко лбу.

«Неужели Соня думает, что Андрей страдает из-за меня?»

Эта мысль больно уколола Наташу.

Днем она улучила минутку и еще раз зашла в цех, где работала Соня. При ярком солнечном свете особенно были заметны усталые лица рабочих.

Сонино лицо тоже успело потерять свежесть, смуглая кожа приняла землисто-серый оттенок.

Почему-то волнуясь, Наташа спросила:

— Когда вы кончаете работу? Я хочу пойти домой вместе с вами.

Удивление блеснуло в глазах Сони:

— Я работаю две смены, освобожусь в двенадцать ночи. Боюсь, это вас не устроит.

— Я зайду за вами сюда, — просто сказала Наташа.

Сегодня Наташа не дежурила в госпитале. На завод она пришла рано. С утра принимала больных, а когда прием окончился, осталась, чтобы выполнить задание Доронина. Парторг поручил ей выяснить: кто из рабочих хочет ехать с заводом за Урал. Это было необходимо для уточнения плана эвакуации. Наташу знали многие. Дочка Киреева выросла на глазах у всего завода. Сейчас с ней доверчиво делились переживаниями и сомнениями, советовались — подниматься ли с насиженного места.

— Ребятишки у меня маленькие и жена здоровьем не крепкая, что я с ними в чужих краях делать буду? — спрашивал Наташу пожилой рабочий-литейщик.

Наташа посмотрела на усталое лицо, заросшее рыжей с проседью бородой.

— Что вы, Потапыч! Разве мы в чужие края едем? Правда, на первых порах трудно придется. Но зато вы вместе со своими товарищами для фронта работать будете, для ускорения победы. На фронте не то наши герои переносят…

— Верно, дочка, — тихо сказал Потапыч.

В первом часу ночи Наташа вместе с Соней вышли из заводских ворот на пустынную улицу. Луна, полная и яркая, совсем по-мирному, широко лила голубоватый прозрачный свет на крыши, на асфальт.

Ласково обняв Соню за плечи, Наташа сказала:

— Соня, милая. Я не хочу, чтобы вы думали обо мне хуже, чем я есть. В чем моя вина перед Андреем?

Соня заплакала горько, по-детски всхлипывая. Наташа терпеливо ждала.

Еще не оправившись от слез, Соня проговорила:

— Вы же знали, что Андрей Павлович любит вас, зачем вы его… мучили.

Соня снова заплакала. Когда она опять успокоилась, Наташа рассказала ей, что росла вместе с Андреем и с детства привыкла любить его, как брата.

— Поверь мне, Соня! — незаметно для самой себя переходя на «ты», продолжала Наташа. — Мне никогда и в голову не приходило, что Андрей может относиться ко мне иначе, чем к сестре.

— Слепая вы, Наташа! — грустно сказала Соня. — Я еще два года тому назад, когда была у вас на вечеринке, все поняла: вы были заняты Глинским, а Андрей Павлович с вас глаз не спускал.

— Соня! — Наташа осторожно взяла девушку под руку, — ты его любишь? Правда? Может быть, тебе поэтому кажется то, чего нет?

— Когда любишь, не ошибаешься, — возразила Сопя. — Я с ним в прошлом году в Москве случайно встретилась в метро. Он так похудел и изменился, больно на него смотреть. Я спросила, нет ли у него неприятностей на работе. Глаза у него были тоскливые, ко он ответил мне: «Нет, работа у меня очень интересная». Мне тогда все стало понятно.

Ночь была теплая, даже душная, ко Наташа поежилась от какого-то внутреннего холодка. Ночной разговор принял совершенно неожиданный оборот.

Надо было что-то сказать Соне, чтобы она снова не замкнулась. Наташа посмотрела прямо в освещенные луной большие глаза своей спутницы:

— Ты веришь, что Андрей всегда был для меня только любимым братом?

Ни минуты не колеблясь, Соня кивнула головой. Прощаясь, — они крепко поцеловались.

Оставшись одна, Наташа задумалась: сильная, чистая и прекрасная Сонина любовь… Наташе было и хорошо и тоскливо.

Она знала, с этой ночи Соня стала ее другом. Но Андрей? Неужели он действительно любит ее, Наташу, мучается из-за нее? Хороший, честный, талантливый Андрей… Ведь она любит его почти так же, как Виктора. Как все нелепо! А разве не нелепо вдруг начать разбираться в этой истории именно теперь.