Киреевы

Не позвать Бена в гости Ляля просто не могла, хотя и долго откладывала это. На новогодней встрече были сногсшибательные патефонные пластинки. Ляле особенно понравилась одна — «слоуфокс», медленный фокстрот в исполнении негритянского джаза знаменитого Вики Вилкинса. Ляля сказала Бену, что страстная африканская музыка просто замечательна.

— Она у вас будет, свуитхарт, — тотчас же ответил Бен.

Сегодня днем он зашел в редакцию и сказал Ляле, что эту, а заодно еще пять пластинок, наигранных Вики Вилкинсом, он получил, и будет счастлив, если они вечером их прослушают.

— У дяди отличная радиола, — нерешительно сказала Ляля.

— Вот и хорошо! — живо откликнулся Бен. — Кстати я посмотрю, как живут знаменитые советские летчики. Буду у вас после девяти.

Ляля пригласила также Тамару и переводчика Сэма, длинного, как жердь, молодого человека, с близорукими глазами за толстыми выпуклыми стеклами больших роговых очков. Несмотря на свой рост, нескладный с виду, Сэм легко и хорошо танцевал. Он дружил с Тамарой.

В десятом часу все собрались. Веселый и, как всегда, шумный Бен принес два разбухших, тяжелых портфеля. Один был до отказа набит пластинками, из другого он стал выгружать на стол бутылки и свертки. Нож для консервных банок и штопор прямо порхали в его больших, покрытых веснушками и рыжими волосами руках. Через минуту на столе стояла бутылка настоящего венгерского вина, французские сардины, американская колбаса, появилась развернутая плитка швейцарского шоколада «Гала Петер». Бен открыл также пол-литра московской водки и баночку с маринованными огурцами.

— Из всех виноградных вин больше всего люблю московскую особую, под огурчик, — рассмеялся Бен и налил себе полную стопку.

Было очень весело. Много танцевали. Бен учил Лялю и Тамару новым замысловатым па.

Сэм во-время взглянул на часы и распрощался. У него не было ночного пропуска. Бен налил себе последнюю стопочку и, захмелев, задремал в кресле.

— Оставайтесь ночевать здесь, я вам постелю в кабинете, — предложила Ляля.

Гость охотно согласился.

Девушки устроились на широкой тахте в столовой. Они долго шептались, прежде чем заснуть.

Когда в квартире все стихло, Бен, трезвый как стеклышко, вскочил с дивана. Ему здорово повезло. Благодаря этой хорошенькой дурочке проведет ночь наедине с документами известного конструктора боевых самолетов. Разве это не удача? Он приложил ухо к стене — ни звука, значит, спят — и решительно шагнул к письменному столу. Ящики стола оказались запертыми. Бен, умело орудуя отмычкой, открыл средний ящик и начал выгружать его содержимое. Ничего похожего на чертежи там не оказалось. Один за другим он обшарил все ящики стола, плотно набитые папками со старыми бумагами, вырезками из газет и журналов. Бен вытряхнул содержимое ящика на диван и лихорадочно стал разглядывать одну папку за другой. Ничего интересного ему не попадалось. Ни одной даже записной книжки или тетрадки с набросками деталей проектируемой машины. Все — старье. В этом Бен не ошибется, он хорошо знает свое ремесло.

«Стоило столько времени возиться с этой хвастливой дрянью, — зло думал он, рассовывая как попало незавязанные папки обратно в ящики стола. — Я, идиот, поверил. Не дурак же этот конструктор…»

Несколько листков упало около стола. Он их не поднял. Быстро одевшись, Бен ушел, тихо прикрыв за собой входную дверь.

На следующий вечер Кирееву, вернувшемуся домой с завода, понадобилась какая-то справка. Он открыл стол и ахнул:

«Кто мог здесь рыться?»

Николай Николаевич попросил Лялю зайти к нему:

— Честное слово, не я, — искренне заверила она. Ей и в голову не пришло, кто действительный виновник того, что произошло.

— И кому понадобился мой архив? Здесь ведь лежат описания довоенных немецких самолетов, перепечатанные из журналов, — продолжал недоумевать Николай Николаевич. — Странно, очень странно все это…

Слободинская все-таки поняла, кто лазил в стол Киреева. Помогла ей догадаться Тамара.

— Бен ведь спал в кабинете, — сказала она Ляле, выслушав со вниманием ее рассказ о перерытых папках.

Ляля вспомнила, что Бен как-то спросил ее между прочим, много ли дома у дяди моделей самолетов, чертежей.

— Полным-полно! — заверила Ляля. — Просто класть некуда, весь кабинет ими забит.

Так вот почему Бен так охотно остался ночевать в квартире Киреева, вот почему так настойчиво напрашивался в гости. А она-то думала, что Бен по-настоящему любит ее…

Нелегко было Ляле отказаться от своих надежд, да еще при этом осознать, что она могла невольно стать пособницей врага.

— Иди и все расскажи Николаю Николаевичу, — потребовала Тамара. Ляля подчинилась.

Это была длинная исповедь. Ляля говорила, говорила, говорила… Николай Николаевич, не веря своим ушам, слушал ее. «До чего же докатилась эта легкомысленная пустышка».

Ему захотелось выбросить ее сейчас же, сию минуту в темный провал ночной улицы, выгнать из города. Все внутри у него кипело. Усилием воли он сдержал себя и внешне совершенно спокойно заявил: