Читаем Кирилл и Мефодий полностью

Но о чём бы или о ком бы Христос ни заговорил с ними, Он всегда говорит о большем. Его простота особенная, внимать ей не просто. Вот почему братья-учителя после услышанных народом во время обедни евангельских чтений не устают во время проповедей своих объяснять, как именно нужно понимать ту или иную притчу Христову, тот или иной поступок Спасителя. Как не полюбить Бога, который не брезгует прикоснуться к смердящему в струпьях прокажённому, а увидев слепца, плюёт на землю и этим пыльным сгустком натирает глаза несчастному, чтобы тот прозрел? Как не довериться всем сердцем Сыну Божьему, который раз и другой и третий терпит нерадивость, непонятливость, маловерие даже самых близких учеников?

Да, Он пришёл не к праведным и чистеньким, а к грешным, и это мы, Его распростая, убогая, жадная, завистливая, погрязшая в блуде, лжах, сквернословиях и коростах стыдобная, нераскаянная чадь. Скажет какой-нибудь пришлец из Баварии, что под землёй проживают большеголовые человеки, и мы уже ходим разиня рты. Подсчитает кто, что за убитую змею девять грехов прощаются, и вот мы шляемся по болотинам, гадов круша, а грехов всё больше и больше. И от жертвоприношений своих языческих отстать робеем. И блудодеяниями бессчётными прилюдно хвастать не боимся.

Вот отчего братья Мефодий и Константин не устают напоминать с великим укором в тех же проповедях или перед исповедью:

«Жены же юности твоея не отпусти. Аще бо, возненавидев, отпустиши, не укроется нечестие похоти твоея, глаголет Господь Вседержитель. Сохранитесь же духом вашим, и никто из вас да не оставит жены юности своея».

О, где ты, жена юности моей? Простила ли, простишь ли меня, помолишься ли пред Господом за душу неверного мужа юности твоей?..

Так они и каждого простолюдина увещевали, кто приходил в храм. И перед князьями и властителями говорили открыто, как перед такой же чадью Божьей, что и любой человек. Так завелось у них сразу и с теми, кого уже считали своими единоверными, и с теми, кого ещё терпеливо дожидались у дверей в храм и школу.

Не собирались отступаться от истины и перед клириками, которые то и дело наведывались в Моравию из баварских епископий — из Зальцбурга или Пассау. Вера у греков и у немцев одна. Зачем же на утеху князю мира сего заводить срамные тяжбы о вере? Иное дело, что моравлянам хочется учиться вере на родном для них языке. Разве такое желание зазорно или подсудно?

За те три года, что братья трудились здесь, моравляне не раз показывали им молитвы, записанные для славян славянской же речью, но латинскими буквами. А чаще и без всяких письменных подсказок их знали, накрепко впитав жадным слухом. Значит, и в немецких землях есть люди, что не брезгуют «варварским» наречием. Этим свиточкам и листикам с «Отче наш…», «Символом веры» и молитвами к Божией Матери можно от души порадоваться. Жаль только, что в латинице не хватает букв для всех славянских звуков. Хорошо бы встретиться с такими просветителями, если они не перевелись на западе, и потрудиться с ними бок о бок для славянской паствы. Ибо велика жатва, ох, как велика, а делателей мало.

Ведь не лжёт старое предание, что ещё век назад приходил в Баварию и основал там монастырь великий муж, кельт по роду своему, — ирландский монах Виргилий, и у него была миссия к славянам-карантийцам (хорватам), и намерение было дать им азбуку и письменность на их родном языке. Возможно, что и молитва «Отче наш…», которую многие моравляне запомнили в звучании, привезённом с запада, исходила именно от игумена Виргилия и его монастырской школы. И если моравлянин, трогательно произнося вслух это великое обращение к Отцу небесному, просит «…и не введи нас в напасть, но избави нас от неприязни», то нужно ли его подправлять, нужно ли подсказывать, что вместо «напасть» лучше сказать «искушение», а «неприязни» заменить на «лукаваго»?[13]

Жаль, что заброшено с тех пор начинание Виргилиево. Почему бы и на язык немцев не переводить Писание? Многие ли из них латынь разумеют? И скоро ли её поголовно усвоят?

Тем паче досадно, что доносятся теперь из Баварии голоса грубее воинских команд. Будто три только на свете языка достойны, чтобы на них писать священные книги: еврейский, греческий и латинский. Почему вдруг только три? А потому, объясняют, что так в Евангелии сам Понтий Пилат предписал: прибить доску на голгофском кресте с инициалами Христа на трёх языках — еврейском, греческом и римском. Ох вы, рьяные исполнители Пилатова приказа! Уже и прокуратора Иудеи в святые законодатели произвели!

«Триязычный» довод противников славянской службы достоин был разве улыбки. Но не предполагали ещё братья, что спустя короткий срок прозвучит он для их дела совсем не шуточным приговором.


ТРИЯЗЫЧНИКИ


Сорок месяцев


Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное