Кирилл и Мефодий

Наверное, князь пожаловался гостю на незавидную свою участь. Если немцы с Ростиславом, его добрым другом и союзником, так жестоко обошлись, если столькие беды претерпел от них Мефодий, уже будучи архиепископом, то посчитаются ли они с живущим у них прямо под боком паннонским дюком?

Что мог сказать Мефодий, слушая эти жалобы и оправдания? Что не пристало славянскому князю вести себя так малодушно? Что надо стоять на своей правде до конца, как тот же Ростислав стоял? Или лучше подражать стеблю блатенского камыша, беспрерывно наклоняться туда-сюда, равняясь на таких же шатучих, тоскливо шепчущих про свои и чужие страхи: тише, тише, чтоб никто не дослышал?..

Надо бы помнить князю, что это и его, Коцела, имел в виду Христос, когда говорил: «Жатва велика, а делателей мало».

Похоже, то была последняя встреча. Ни в «Житии Мефодия», ни в бумагах папской канцелярии, ни в архивных документах Зальцбургской архиепископии Коцел больше не упоминается. Никто из исследователей не берётся точно определить, сколько ещё он правил в своём Блатнограде: год, два?.. Есть косвенные подтверждения того, что это именно он в 876 году, будучи вассалом королевства, был отправлен во главе франкского войска, чтобы подавить бунт далматинских хорватов, и погиб во время сражения с ними.

Святополк

А что же князь Моравский? Этот при встрече с Мефодием в Велеграде выглядел, не в пример Коцелу, возбуждённо-жизнерадостным, пышущим важными намерениями. Он будто пребывал слегка во хмелю от собственной ловкости, с которой неизменно выходил из передряг последних лет.

Его, похоже, совсем не удручало, что после подписания мира с Карломаном к моравлянам понаехал целый полк немецких священников и во многих храмах как ни в чём не бывало возобновились службы на латыни. Будто ничего такого не замечая, он и Мефодия с его молодыми священниками не раз поощрял: пусть, как и раньше было заведено, правят славянскую литургию! Тем более разрешённую отныне Римом. И не только там, где прежде правили, но и новые храмы пусть строят. И школы свои пусть расширяют. И в книгописные мастерские пусть набирают способных отроков.

Его и в этом вскипающем на глазах соревновании как будто не столько занимала желанная для всех своих победа народного богослужебного языка над чужим, насильственно внедряемым, сколько тешили и возбуждали, как утончённого игрока, сами подробности возобновившейся распри умов.

Рассказывали, что он с немецкими духовниками встречается даже чаще, чем с Мефодием. И на мессах латинских прилежно сидит. И в Нитру, из которой вышел сам в большие князья и в которой теперь, будто в собственной епархии, обосновался швабский священник Вихинг, отлучается Святополк нередко. То ли на исповедь, то ли за новостями из королевского дома, то ли сам не прочь снабдить соглядатая Вихинга свежими байками, касающимися Мефодия, то ли для охотничьих потех и прочих игрищ.

Не один архиепископ с некоторой опаской привыкал-присматривался к новому хозяину моравского дома. В ближайшем окружении владыки большинство было таких, кто вспоминал годы правления покойного Ростислава с неизменным вздохом сожаления и сравнивал его со Святополком явно не в пользу последнего.

Как ни хлопотно было самому Мефодию после общения с прямодушным, нелукавым и обязательным Ростиславом приноравливать свои поступки к подчас непредсказуемым действиям его племянника, духовно опытный солунянин старался не поощрять среди своих помощников мечтаний о желаемой перемене власти.

Он был и в этом истинный византиец. Сколько бы на его родине ни случалось при разных императорах и патриархах распрей между мирской властью и церковной, истинный византиец ни за что не порадуется случившемуся разладу. И не станет лихорадочно метаться, спеша с осуждениями той или другой стороны. Нет, он лучше помолится прилежнее, крепче, истовее за тех и тех, чтобы уберёг их Господь от вражьих наущений. Может оступиться один человек, василевс он или патриарх, но такие оступления способны лишь временно затемнить образ и принцип желаемого и осуществляемого вопреки помехам согласия. Ибо ясно, что лишь благодаря этому так подчас трудно достигаемому согласию между Божьим и кесаревым, между церковью и миром первая на земле христианская держава, вопреки вражьим козням, из века в век соблюдает свой путь и даруемые ей по благодати сроки.