Читаем Кирилл Лавров полностью

«Каллаи обладает отличными средствами для изображения истеричных, апоплексических злодеев, ему многое известно о кроющихся в человеке отрицательных инстинктах. Лавров уже и внешне совсем иной — дружелюбный, русоволосый, с открытым лицом и чистым взглядом. В его толковании эта фигура не несет в себе, так сказать, первородного зла. Просто это городничий небольшого городка… который достаточно умен, знает свои задачи, сохраняет определенное достоинство и — артист это подчеркивает — в других обстоятельствах мог бы быть честным чиновником. Но обстоятельства таковы, какими мы их видим. И в этой среде даже самый безвредный и голубоглазый человек пятнает себя… — пишет Андраш Лукач. — Приглушенные тона, тихий голос, привычные на русской сцене выразительные паузы, более кротко выраженные эмоции: это исполнение кажется элегическим, чуть ли не лирическим. Но вот наступает сцена пробуждения: мошенничество становится явным, мечты рушатся. Кажется, Лавров придерживал свою энергию именно для этого момента. Эта скорее добродушная, чем злодейская, скорее меланхолическая, чем истерическая фигура в момент своего падения вырастает до гигантских размеров. Лавров и сейчас не выходит за рамки реалистически вылепленного образа, но несколькими подчеркнутыми штрихами он превращает фигуру в символ…»

Известный критик Пал Фехер отмечал, что «Городничий Лаврова исполнен на нюанс большего достоинства, чем Городничий Каллаи. Каллаи — это пресмыкающийся червь, в котором нет ничего страшного. Его страх более элементарен и инстинктивен, увлекает за собой все его окружение. Городничий Лаврова тоже боится, он имеет все причины бояться вышестоящих, но в то же время он сам держит в страхе других. Грозными взглядами он подавляет, отдает приказы своим подчиненным городским чиновникам. Но именно поэтому созданный Лавровым образ и более человечен, ведь он должен представлять какую-то силу, которая, правда, превращается в ничто, как только он встречается с более высокой властью, но сразу же может становиться страшной, когда встречается с более слабым сопротивлением».

А критик Ласло Бернат, считая игру Лаврова «беспрецедентной и великолепной», писал: «Его страх — это сознание своей человеческой виновности, присущее чуть ли не каждому из нас… Падение Городничего трагично, и от этого сжимается сердце».

Естественно, абсолютное большинство советских зрителей не видело Кирилла Лаврова в венгерском спектакле — тем интереснее и ценнее для нас наблюдения венгерских критиков, рассматривающих игру русского артиста, что называется, «под микроскопом». Да, мы восхищались Кириллом Лавровым в спектакле «Ревизор», но не сравнивая, не сопоставляя (в лучшем случае — с другими исполнителями спектаклей других театров). Здесь же, в венгерском спектакле, все становилось особенно очевидным, тем более если учесть, что окружали Лаврова венгерские артисты, владеющие совершенно другой театральной школой. Именно поэтому столь важны для нас эти свидетельства.

И, конечно, не менее важны слова Ференца Каллаи о Лаврове-человеке: умеющем дружить, быть преданным, верным и бесконечно щедрым в своих чувствах. Они еще долго потом перезванивались, переписывались, с оказией посылали друг другу какие-то радующие маленькие посылки, сувениры… Каллаи продолжал играть Городничего в спектакле Товстоногова в Будапеште, Лавров играл Городничего в спектакле Товстоногова в Ленинграде, и, наверное, всякий раз выходя на сцену, каждый из них вспоминал свои спектакли в окружении зарубежных артистов — и не могло быть иначе, ведь оба артиста вложили огромную нервную, эмоциональную силу в те экспериментальные спектакли…


Спектакль БДТ, напомню, был поставлен Георгием Александровичем Товстоноговым в 1972 году. Венгерская премьера Кирилла Лаврова состоялась в 1974-м. Между этими датами у Лаврова появился лишь один новый спектакль в БДТ, но он был плотно занят в текущем репертуаре, много играл, много снимался, занимался общественной работой — жил в привычном ритме и привычном круге своих забот. Но в том же 1972 году Кирилл Юрьевич сыграл очень важную для себя роль в фильме «Укрощение огня» режиссера Даниила Храбровицкого. Фильм сразу по выходе стал чрезвычайно популярным: ведь Андрей Ильич Башкирцев, сыгранный Кириллом Лавровым, имел прототип — академика Сергея Павловича Королева, чье имя произносилось всегда с глубочайшим уважением и огромным интересом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза