Кот меня видел, это очевидно, совсем плохо. Где-то я слышал, что они могут жить сразу в нескольких измерениях. Думал это выдумки, а ведь оказалось чистой правдой. А вдруг ведьма тоже меня увидит? Словно окатывает ледяной водой и в это мгновение открывается дверь, на пороге стоит ведьма и пристально смотрит сквозь меня.
Отшатываюсь, прислоняюсь к стене, тело бьёт озноб.
— Кто здесь? — напрягается ведьма, шаря взглядом по пустому пространству.
Из-под кровати донеслось довольное урчание кота.
— Ах, это ты, Семён Васильевич, — с облегчением вздыхает ведьма, — а мне показалось, ходит кто.
Она вновь скользнула по мне взглядом, глубоко втянула в себя воздух, с недоумением покачала головой:
— Надо же, как воздух пропитался детьми! Ещё одна забота для меня, надо бы баньку истопить, не дело так пахнуть.
Ага, хочет нас помыть и съесть! Мелькает леденящая мысль. Сильно свербит в носу, пух от подушки попал, сейчас точно чихну. Стискиваю зубы, двигаю носом, но понимаю, долго сдерживаться не смогу.
— Эх, бедные, бедные ребятишки, — неожиданно произносит ведьма, — в такие события влезли, не жить им, это точно, — она вздыхает и поворачивается к двери.
В этот момент я громко чихаю, от души, громогласно.
— Ой! — подпрыгивает на одном месте ведьма. — Ты, что, простыл, Семён Васильевич?
Кот с яростью зашипел и даже зарычал, затем громко мяукнул и вновь раздаётся хруст косточек несчастной мыши.
— Сколько раз говорила, не прыгай сразу с тёплой печи, вот и просквозило тебя. Ладно, утром тёплого молока налью. Но мыши мышами, а за ребятами присматривай, не дай бог на улицу ночью выйдут. Ох, беда с этими детьми, ещё одна морока на мою голову, — с этими словами она наконец-то уходит во двор.
Слегка перевёл дух, обтёр рукавом с лица пот, прислушался к ударам своего сердца. Странно как ведьма не услышала, как бьётся моё сердце, а оно стучит как поварёшка по чугунной сковороде.
С трудом унимаю дрожь, осторожно открываю дверь, протискиваюсь во двор. Тихо и тепло, Луна всё наполняет светом, видно как днём. Ищу взглядом ведьму, не сразу заметил, она стоит в тени психрометрической будки и напряжённо всматривается поверх ограды.
Внезапно раздаётся треск, деревья зашатались, словно их раздвигает руками великан. Ведьма, пригнувшись, кидается под защиту пожарного щита и достаёт из ящика с песком, глазам своим поверить не могу, винтовку с оптическим прицелом. На конце ствола привинчена толстая труба, интуитивно догадываюсь, что это глушитель. Ползёт на животе к ограде, отодвигает одну доску и просовывает в него ствол оптической винтовки, замирает, как снайпер перед выстрелом.
В непосредственной близости от опушки с оглушительным треском ломается дерево, и я вижу зыбкую тень, она словно выплывает из леса. Явственно слышится хриплое дыхание и прокатывается удушливая волна, в ней всё: зловонье зверя, тины, тлена и множество непонятных запахов.
— Отдай мне их, и я отстану от тебя, — я не сразу понял, что это голос, так низко он звучит.
Волосы поднимаются дыбом, зубы клацнули друг о друга, ноги наливаются свинцом, хочу бежать, но словно меня окутали крепкими верёвками.
— Плохо просишь, Жуть Болотная, — словно во сне слышу я голос ведьмы, — а как тебе пульки с серебром, — она нажимает курок. Вспышки озаряют её бледное лицо, но звука от выстрелов почти не слышно, значит, я прав, винтовка с глушителем.
Существо взвизгивает как ошпаренная свинья, хрюкает точно матёрый кабан, в бешенстве бросается к ограде, но ведьма хладнокровно продолжает стрелять.
Мне кажется, пули не способны остановить неведомого зверя, но верно, серебро оказывает разрушительное воздействие, существо падает, как человек рыдает и от этого становится ещё более жутко. Вот оно вновь поднимается, и начинает пятиться, даже не стараясь увернуться от серебряных пуль.
— Ты ещё ответишь за это, — звучит полный боли голос. Жуть Болотная бросается в лес и исчезает его чаще.
— Отвечу, за всё отвечу, — со злобным смешком говорит ведьма.
Я бросаюсь в дверь, меня колотит так, что едва не теряю сознание. Хочу бежать к друзьям, но на пути стоит Семён Васильевич, он уже съел мышь и теперь бьёт в разные стороны хвостом, обжигая меня злым взглядом. Обойти кота нет возможности, стоит как танк, когти выпущены, шерсть вздыблена.
— Почему ты так к гостям относишься? — жалобно говорю я и даже голоса своего не узнаю, так он дрожит, но набравшись сил, продолжаю, — Семён Васильевич, тебе Антонина Фёдоровна сказала не выпускать нас, но ничего не говорила по поводу — впускать. Дай мне пройти в свою комнату.
Не знаю, понял меня кот или просто решил пожалеть, но нехотя отваливает в сторону, продолжая сверлить взглядом, но уже без особой злости.
— Спасибо, — неожиданно даже для себя я благодарю кота и боком, боком бегу в свою комнату.