Так мы и не ответили на вопрос: какой термин может объединять и включать в себя все те характеристики, которые были присущи эмиграции этого времени? Э. Канторович, а после и его коллега из Кембриджского университета Ф. Манов использовали для изучения образа власти наиболее на наш взгляд емкую концепцию — концепцию тела власти[5]. Классическое исследование Э. Канторовича «Два тела короля» дает представление о теле короля в средневековой политической теологии на примере последующего разделения представления общества о том, что монарх — это и человек, и монарх (политик) одновременно. В первом случае монарх смертен, а во втором он умереть не может, потому что король соединяется с титулом. Сам факт того, что монархия непрерывна, доказывает это. Ф. Манов подходил к концепции тела несколько иначе. Он констатировал и поддерживал идею двух тел, но сам исследователь говорил о том, что происходит после фактической смерти двух тел короля — и политической, и человеческой. Не зря Манов назвал свое исследование «В тени королей». Но «тень короля» — это не то, что осталось после смерти короля. «Тень короля» — тело демократического представительства. Основные тезисы работы Манова можно свести к нескольким положениям: парламент является политическим телом, но в отличие от монарха это тело прерывно, потому что периодически парламент нужно переизбирать. После смерти тела короля его тело заняло тело народа, который представляет в парламенте свой «узнаваемый портрет», ведь, выбирая депутатов, народ гарантирует передачу данному телу своих полномочий, а значит, в парламенте представлен сам народ. Но как данная концепция может подходить под портрет эмиграции, который даем мы? На самом деле перед нами стоит двоякая задача — понять политический облик правой эмиграции, но также и понять, как следует рассматривать сосуществование в одной системе идеи вождя и идеи монарха, идеи народного представительства и идеи национального единства, идеи квази-государственности и идеи «правительства в изгнании». Именно поэтому перед нами представляется три тела: государственность, его глава и его народ. Но тело государственности в нашем случае — тело уже умершее, потому что политики эмиграции по большей части были выходцами из политической элиты рухнувшей Российской Империи. Иное происходило с главой «государства» и его народа. Глава государства сменился посредством церемониальной и фактической смерти императора Николая II. Употребляя слово «церемониальной», мы отнюдь не пытаемся поддерживать те концепции, которые дает церковная традиция. Церемониальность нами используется только с точки зрения народа. Смерть одного главы приводит к тому, что в эмиграции должен появиться кто-то, кто продолжит род и его возглавит. Причем в этом смысле есть определенный эффект ожидания как со стороны народа, так и со стороны законодательства уже несуществующего государства. Но, применяя трактовку Канторовича, мы при этом хотим добавить один важный элемент, характерный именно для ХХ века. Наследственный глава «государства» в изгнании — это фигура такая же церемониальная, окруженная не меньшей атмосферой загадочности. А внимание к таким фигурам определяется тем, что о них реально известно гораздо меньше, чем об их предшественниках, которые постоянно были на виду. Именно на рубеже веков в истории человечества монархии в изгнании превратились в феномен, который мы называем «Корона без трона». Основной смысл данного определения сводится к тому, что существование монархии остается как факт, но корона уже не находится у власти, она лишь олицетворяет давно устоявшуюся традицию, но при этом трансформируется под условия отсутствия фактической власти и ее аппарата. В этом и есть смысл концепции Канторовича в вопросе о непрерывности монархии. Народ, в свою очередь, разделился на тех, кто остался жить на территории советской власти и тех, кто уехал в эмиграцию. При этом народ стал больше вовлекаться в политику, к его мнению стали апеллировать, как по одну, так и по другую сторону. «Тело» народа в эмиграции, в том числе и с политической точки зрения, представляется как народ без государственности, но с присутствием идеи государственности. И в этом смысле народ активно участвует в общественной жизни в 1920-е гг., в том числе и избирая своих представителей на зарубежные политические форумы, и на самом деле эмиграция в том числе демонстрирует свое «узнаваемое», но при этом желательное лицо на этих политических совещаниях.