Кирюхин Ренессанс

Подмастерье Антонио не был нужен, и он отправил мальчишку на кухню, да и забыл о нём. Но, через два месяца стал он замечать в мастерской странное. Кисти утром были чисто промыты, на стеллажах порядок какого никогда не было. Он к подмастерью, спрашивает – Ты? Тот только рот раскрыл от удивления, но головой кивнул.

– Подай мне…

Не сразу нашёл он на полках, что попросил учитель.

Потом стал Антонио слышать «голос сверху». Только подумает, что взять со стеллажа, а голос уже подсказывает, где это стоит. Но всё-таки выловил. Прокрался ночью в мастерскую, а там «оборвыш с дороги» порядок наводит. Мальчишка окреп, глаза живым огнём светятся.

– Простите, синьор…

– Подойди… – Антонио сел на табурет посреди мастерской, как любил.

Мальчишка голову опустил, потом выпалил: «Возьмите меня в подмастерья! Только… денег у меня нет платить…, я по дому работать буду. Возьмите…»

– Родные есть у тебя? Почему ты бежал за мной?

– Нет никого. Ногти ваши увидел…

– Ногти? – Антонио поднёс ногти к глазам, разглядывая их. – Н-да… – Он трудится и трудится, и не задумывается о том, как выглядят ногти живописца.

– Откуда ты узнал про ногти?

– Я не знал, догадался. Когда я рисовал углем, ногти вбирали его в себя, а когда глиной – желтели…

– Ты рисуешь?

Мальчишка кивнул.

– Неси! – Антонио задумался, снова рассматривая свои ногти.

Мальчишка прибежал быстро, принёс на дощечке рисованную углем картину. Без труда узнал Антонио деревню, где подобрал его. Живописно разбросанные по горе домики, стайки собак и детей.

– А второй?

Мальчишка потупился, но всё же протянул Антонио. Антонио увидел женскую головку с грустными глазами. Она была написана маслом.

– Ты мои краски воруешь? – он хотел рассердиться.

– Ни.., учитель! Это то, что с палитр оставалось.

– Кто это?

– Мама…

– Тебя как зовут?

– Жюли.

– Приходи утром, Жюли.

Мальчишка пал перед ним на колени, схватив руку, поцеловал её. Антонио почувствовал, что она стала влажной.

– Не плачь, Жюли. Каждому из нас дан дар Господом. Нет у нас права погубить его.

Утром он сказал ленивому подмастерью, что больше не нуждается в его услугах, художника из него не получится. Мальчишка заулыбался, склонил голову перед учителем. Он был рад, что его отпустили. Отец платил, чтоб его научили искусству живописи, но ему это было совсем не к душе. Краски, холсты, кисти. Годы тяжёлой кропотливой работы. Каких трудов стоит правильно холст натянуть… Чуть не так, картина испорчена и ясно это будет, когда исправить уже невозможно. А грунтовка? Учитель держит рецепт в секрете. А покрытие? Чтоб на века… Чтоб не потрескались краски, не побледнели. Неет… Куда приятнее работать в саду, выращивать фрукты. Может быть, теперь отец всё же согласится, чтобы он стал садовником. Этот маленький Жюли, вот кто сможет стать великим живописцем. Как ловко он схватывает всё, что я не смог одолеть за три года. А всё отец… Сколько раз уж учитель отказывал, а он всё уговаривал…

За четыре года Жюли из маленького худосочного ребёнка превратился в стройного юношу. Взгляд его красивых, выразительных глаз всегда был направлен вглубь себя. Даже когда он внимательно слушал собеседника, он всегда видел что-то своё, недоступное никому другому, даже учителю, которого он боготворил.

– Никола, друг мой, как я рад тебя видеть!

– И я рад тебя видеть! Редко видимся. Кто знает, когда снова удастся, да и удастся ли.

– Ты уезжаешь? – они сидели неподалёку друг от друга.

– Да решил приступить к своей прямой обязанности, каноничеству. Там у меня будет хорошая возможность дальше проводить научную работу.

Антонио согласно закивал головой. Оба помолчали. Каждый задумался о своём.

– Никола, сколько я тебя знаю, ты всегда хорошо ладил с собой. Нет ли у тебя сейчас разлада в душе? Доволен ли ты своей жизнью? Правильно ли проживаешь её?

Никола наклонился вперёд, взял руки Антонио в свои, посмотрел ему в глаза.

– Все мы, друг мой что-то ищем, для этого и дана жизнь. Искать и находить.

– Хорошо. Ты занят серьёзной наукой, ты даже где-то противопоставляешь себя обществу, потому что хочешь изменить устои. И я верю, ты на правильном пути… Но, почему ты не захотел помочь Папе составить календарь? Почему ты отклонил его просьбу?

– С календарём и без меня справятся, – отмахнулся Никола.

– Только ли потому, Никола? – недоверчиво покачал головой Антонио.

– Не только, друг мой, ты всё верно понял. Нет у меня ни времени на это, ни другой жизни, чтобы сделать то, что должен сделать. И разлада у меня в душе нет, Антонио. Откуда? Если я думаю только об астрономии.

– А я думаю только о живописи, но мучаюсь. Твоя наука людям большую пользу сослужит, а моя что? Такие картины бедняк в доме не повесит. Нужны ли они кому-нибудь?

– Что с тобой, Антонио? Искусство – оно вечно! Твои полотна – это дар Божий. Где ещё ты видел такие? Микеланджело? Рафаэль? Да! Все хороши! Но твои, твои куда как прекраснее.

– Никола, что ты!? Я многому научился у них, живя в Риме, не греши, брат, не греши…