— Ты, молодуха, смотреть должна за мальчонкой получше, во что и как одет, обут. Сейчас весна только началась, погода на дню раза три меняется. Видишь, сейчас солнце, а через полчаса снег снова пойдет, а ночью заморозок ударит. Гнилая погода стоит, заболеть можно враз. Беречь маленьких нужно.
— Да неужто я, Степан Андреевич, не смотрю за ним?— оправдывалась виновато мать. — Отвернулась на минуту корову напоить, а он уж и был таков. Вовка Чиж, друг-то его, бессовестный парень, выманит кого хошь. Я его в дом к себе перестала пускать. Так его в дверь гонишь — а он в окно норовит залезть. Сколько раз отцу жаловалась, а все бесполезно, — сокрушалась мать Кирюшки.
— А ты, Мария, не гоняй его, а объясни толком Чижу-то этому, что к чему. Больше пользы будет, — наставлял опытный в житейских делах Степан Андреевич.
— И то верно, — согласилась мать. — Придет в следующий раз — поговорю с ним.
— Ну вот и ладно.
За разговором с матерью Кирюшки Степан Андреевич незаметно достал шприц, потом какую-то стеклянную штучку, такую малюсенькую, с водичкой внутри, и, наконец, вытащил из своего ящика иголку. Надев её на шприц, Степан Андреевич стал набирать водичку из маленькой стеклянной бутылочки, сломав перед этим её тонюсенькую головку. Кирюшка все это видел, но не обращал никакого внимания, думая, что все это Степан Андреевич делает для кого-то, но не для него. Лишь когда Степан Андреевич попросил Кирюшку лечь на живот и, откинув одеяло, попросил мать снять трусики, Кирюшка заподозрил неладное. Но было уже поздно. Степан Андреевич, не теряя времени на уговоры, быстрым и привычным движением сделал Кирюшке укол в попу. Кирюшка ойкнул от боли и хотел было вскочить с постели, но мать крепко держала его руками. Кирюшка заплакал от боли и от обиды.
Сделав жгучий укол, Степан Андреевич смазал место укола мокрой ваточкой, пахнущей чем-то острым, от чего у Кирюшки запершило в горле.
— Ну вот и все, — сказал Степан Андреевич. — Следи за температурой, Мария, а я пойду. У меня сегодня около десятка вызовов ещё осталось. Надо дотемна ко всем успеть.
Степан Андреевич пошёл на кухню, помыл в умывальнике руки с мылом, вытер их чистым рушником, поданным матерью Кирюшки, и на прощание сказал:
— Давайте выздоравливайте. Если что, пусть Василий до меня дойдет, снова приеду…
И, взяв в руку чемоданчик, вышел из домика Кирюшки.
Кирюшка вскоре выздоровел, но с тех пор стал бояться всего, что было связано с медициной. Даже простые бинты и горчичники, купленные матерью на всякий случай и лежащие в банке из-под монпансье, вызывали у него неприятные ощущения. А самого Степана Андреевича Кирюшка старался обходить стороной: так, на всякий случай, а то мало ли что… Вдруг опять укол захочет сделать.
Но тут подошло время прививок, и Степан Андреевич стал обходить дома, где жили маленькие ребятишки, и делать им прививки. Уже и Вовка Чиж получил свою прививку, и Пуша тетки Вари, и даже Витька Свистунов, совсем уже большой мальчишка, года на два старше Кирюшки. Но к их дому Степан Андреевич пока не подходил. Пуша хвастался перед Кирюшкой:
— А что мне прививка, я даже не дрогнул, когда Андреевич мне в руку кольнул. Как комар укусил, совсем не больно. На, смотри, — и Пуша загибал рукав рубашки, показывая место укола.
Но Кирюшкой овладел страх, и он не хотел смотреть на место укола у Пуши, и даже разговаривать на эту тему.
И вот однажды, в воскресенье, когда мать пекла блины, и Кирюшка, радостный, вместе с отцом ждал их появления на столе, в открытом окне промелькнула седая голова в шляпе. «Степан Андреевич», — сразу же сообразил Кирюшка. Больше никто на их полустанке шляп не носит. Кирюшка мгновенно соскочил со стула.
— Ты куда? — спросил удивившийся отец. — Сейчас блины будут со шкварками, ты же их любишь.
— Мне во двор надо, на минутку, — соврал Кирюшка, бросившись к двери, ведущей на веранду к выходу и во внутренний двор, где жила скотина.
— Иди-иди, только поскорей, а то когда блины остынут, это уже не блины, а хлеб…
Кирюшка же стремглав выскочил в узкий коридорчик, ведущий на веранду и во двор, толкнул, что есть силы, дверь, успев заметить, что Степан Андреевич поднимается к ним в дом. Проскочив курятник и выскочив на огород с зацветшей картошкой, Кирюшка стал думать, где бы спрятаться. Отец, если надо, найдет где хочешь. В баньку? А может лучше в сарай с сеном? Но банька закрыта на замок, а в сарае сена ещё нет. Куда же? Мысли Кирюшки лихорадочно неслись в голове, перебирая вариант за вариантом.
В это время хлопнула дверь, и он услышал требовательный голос отца.
— Кирюшка, иди сюда! Ты где?
Кирюшка понял, что больше раздумывать некогда, и он, отбежав на центр огорода, рухнул вниз на землю, в промежке между цветущими густыми кустами картошки. И там затаился. Его сердечко бешено колотилось в груди и, казалось, вот-вот выпрыгнет. Постепенно он успокоился. Отец ещё минут двадцать обходил все постройки, ища Кирюшку, но, так и не найдя, ушел в дом. Вскоре он вышел вместе со Степаном Андреевичем. Кирюшка хорошо видел из-за зеленой ботвы, как тот прощался с отцом за руку: