Кирклендские услады

Было ясно, что он хочет поговорить со мной наедине, и я сразу встала.

— Наденьте накидку, — сказала Руфь. — Сегодня холодно.

Холодно, подумала я. И на сердце у меня холод. Что же теперь будет? Моя жизнь повисла между Глен-Хаус и «Усладами», и будущее скрыто густым туманом.

Руфь позвонила, и через некоторое время горничная принесла накидку. Саймон взял ее и накинул мне на плечи. Я обернулась к нему и попыталась по глазам прочесть, о чем он думает, но тщетно. С радостью ушла я из этой комнаты и осталась с доктором наедине.

Мы молчали, пока не вышли из дома и не направились в сторону аббатства. Трудно было поверить, что я заблудилась здесь только вчера вечером.

— Дорогая миссис Рокуэлл, — начал доктор Смит, — я догадался, что вам хочется уйти из дома. Вот почему и предложил вам эту прогулку. Вы ведь не знаете, что теперь делать, не так ли?

— Да. Но в одном я совершенно уверена.

— Вы не допускаете, что Габриэль убил себя?

— Да, не допускаю.

— Потому что вы были счастливы вместе?

— Мы действительно были счастливы.

— Вот я и думаю: а может быть, именно потому, что Габриэль был счастлив с вами, жизнь стала для него невыносимой?

— Я вас не понимаю.

— Вы знаете, что у него было неважно со здоровьем?

— Да. Он сказал мне об этом до того, как мы поженились.

— Ах вот как! А я подумал, что, возможно, он скрыл это от вас. У него было слабое сердце, и он мог умереть в любую минуту. Но оказывается, вы это знали.

Я кивнула.

— Это у них семейное. Бедный Габриэль! Он заболел молодым. Я только вчера беседовал с ним о его… э… недомогании. Не знаю, связано ли это с трагедией. Могу ли я быть с вами откровенным? Вы очень молоды, но вы замужняя женщина, и, боюсь, мне следует сказать вам правду.

— Пожалуйста, говорите.

— Спасибо. Меня с самого начала поразил ваш здравый смысл, и я порадовался, что Габриэль сделал мудрый выбор. Вчера он пришел ко мне посоветоваться насчет… своей супружеской жизни.

Я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо, и попросила:

— Прошу вас, объясните, что вы имеете в виду.

— Он спросил меня, не опасно ли для него при состоянии его сердца выполнять супружеские обязанности.

— О! — слабо отозвалась я, не в силах заставить себя смотреть на доктора. Мы как раз дошли до развалин, и я не отрывала глаз от квадратной башни. — И что же… что вы ему ответили?

— Я сказал, что, по моему мнению, при таких отношениях он подвергает себя определенному риску.

— Понятно.

Доктор старался прочесть мои мысли, но я не смотрела на него. То, что происходило между мной и Габриэлем, касалось только нас двоих, в этом я не сомневалась. Мне было неловко обсуждать подобные вопросы, и, хотя я напоминала себе, что разговариваю с врачом, неловкость не проходила. Однако я понимала, куда он клонит, и не было нужды объяснять мне дальше, но он все-таки продолжал:

— Габриэль был совершенно нормальным молодым человеком, если не считать больного сердца. И очень гордым. Я видел, что мои предостережения потрясли его. Но тогда я еще не понял, как глубоко это его задело.

— И вы… вы считаете, что ваши предостережения… решили дело?

— Мне кажется, что такое предположение логично. А как вы считаете, миссис Рокуэлл? В прошлом между вами были… э… э…

Я дотронулась до полуразвалившейся стены и ответила голосом таким же холодным, как эти камни:

— Я не считаю, что ваш разговор с моим мужем мог привести его к самоубийству.

По-видимому, мой ответ удовлетворил доктора.

— Я бы очень не хотел думать, будто мои слова могли…

— У вас не должно быть никаких угрызений, — добавила я. — Вы сказали Габриэлю то, что сказал бы любой другой врач.

— Я подумал, что, может, в этом причина…

— Вы не возражаете, если мы повернем назад? — спросила я. — По-моему, похолодало.

— Простите меня. Не следовало вести вас сюда. Вас знобит из-за потрясения, которое вы перенесли. Боюсь, я напрасно обсуждал с вами эти… эти щекотливые вопросы, как раз когда…

— Наоборот, вы были очень великодушны. Но я так ошеломлена, я все еще не могу поверить, что вчера в это самое время…

— Это пройдет. Поверьте, я знаю, что говорю. Вы так молоды! Вы уедете отсюда… Во всяком случае, мне так кажется… Ведь не останетесь же вы здесь, в этом медвежьем углу, правда?

— Я не знаю, как поступлю. Об этом я еще не думала.

— Конечно, не думали. Я хочу сказать, что перед вами вся жизнь. Пройдет несколько лет, и все, что случилось, покажется вам дурным сном.

— Есть дурные сны, которые никогда не забываются.

— Ну что вы, не нужно впадать в мрачность. Трагедия еще слишком свежа, она гнетет вас. Завтра вам уже немного полегчает, и с каждым днем будет все легче и легче.

— Вы забываете, что я потеряла мужа.

— Знаю. Однако… — Доктор улыбнулся и дотронулся до моей руки. — Если я могу чем-нибудь помочь…

— Благодарю вас, доктор Смит. Я не забуду вашу доброту.