Не важно, уговаривала я себя. Ни к чему мне это наследство. Я и так могу дать ему достаточно. Рокуэллам вообще не надо знать, что он родится. Пусть все достается Люку. Мне безразлично! Однако эта мысль мучила меня. Мне вовсе не было безразлично. Если родится сын, я назову его Габриэлем, и ему должно принадлежать все, что ему положено.
На следующий день за ленчем я сообщила новость отцу. Он был поражен, потом я увидела, как розовеют его щеки, и поняла, что это от радости.
— Теперь тебе станет легче, — сказал он. — Господь благословил тебя. Это самое лучшее, что могло случиться.
Никогда еще он не был столь разговорчив. Он сказал, что необходимо немедленно уведомить семейство Рокуэлл. Он знал о слабом здоровье сэра Мэтью, и я догадывалась о ходе его мыслей. Он думал, что будет нехорошо, если Люк унаследует титул деда, ведь он должен принадлежать моему еще не рожденному сыну, если, конечно, это будет сын.
Его беспокойство передалось и мне. Я поднялась к себе в комнату и сразу написала Руфи. Писать такое письмо было нелегко, ведь Руфь никогда не испытывала ко мне дружеских чувств, и я могла себе представить, как ошеломит ее моя новость.
Письмо получилось официальное, но ничего лучшего я придумать не могла.
Через два дня пришел ответ:
Я получила письмо и от сэра Мэтью. Почерк был не очень твердый, но письмо дышало теплотой. Он писал, что скучает без меня и в это печальное время не было для него большей радости, чем моя новость. Я не должна его разочаровывать. Он ждет, что я скоро вернусь в «Кирклендские услады».
Я понимала, что он прав. Мне необходимо вернуться.
Руфь и Люк приехали в Кейли встречать меня. Они приветствовали меня, казалось бы, радостно, но я не была уверена в их искренности. Руфь сохраняла невозмутимость, а Люк, как мне подумалось, растерял часть своей веселой беззаботности. Еще бы, размышляла я, легко ли, свыкнувшись с тем, что ты скоро унаследуешь все, о чем мечтал, узнать вдруг о новом возможном претенденте? Конечно, все зависит от того, насколько сильно он жаждал этого наследства.
По дороге домой Руфь заботливо расспрашивала меня о моем самочувствии. Мы миновали вересковые пустоши, въехали на старый мост, и я с волнением увидела развалины аббатства и сами «Услады». Выйдя из экипажа, мы поднялись на крыльцо, и мне почудилось, что черти на барельефах смотрят на меня самодовольно и злобно, как будто говорят: «Ну что, не удалось сбежать?» Но, входя в дом, я чувствовала себя уверенной. Теперь у меня есть кого любить, есть кого защищать. Жизнь моя перестала быть бессмысленной, и я снова смогу стать счастливой.
Глава 4
В доме меня уже ждали сэр Мэтью и тетя Сара. По очереди они обняли меня, да с такой осторожностью, будто я была сделана из фарфора, и я не могла сдержать улыбку.
— Не бойтесь, не разобьюсь, — сказала я, и все сразу встало на свое место.
— Какая новость… какая чудесная новость, — повторяла Сара, вытирая глаза, хотя слез я не заметила.
— Это так много значит для всех нас, — сказал сэр Мэтью. — Огромное утешение.
— Мы уже говорили ей об этом, — вставила свое слово Руфь. — Правда, Люк?
Люк улыбнулся, и к нему вернулась его прежняя панибратская манера.
— Говорили ведь, Кэтрин? — спросил он. Я уклонилась от ответа и просто улыбнулась ему.