— Помню, и надо мной однажды так подшутили — мой брат. Мэтью тоже явился ко мне в спальню. Правда, похоже на ваше происшествие. Только у меня занавес вокруг кровати был задернут. Дело было зимой, в Рождество. Восточный ветер нагнал метель, снег так и валил. Гостей к нам собралось немного — только те, кто успел приехать до непогоды. Считалось, что из-за снежных заносов им придется жить у нас и после Рождества. Разве что наступит оттепель, и тогда они разъедутся. Нам, детям, разрешили посмотреть рождественский бал с галереи менестрелей. Зал был празднично украшен, все блистали роскошными туалетами — замечательное зрелище! Но разговор не об этом. Наверное, нас перекормили рождественским пудингом — мы пришли в большое возбуждение и начали ссориться. Мы — это, разумеется, Мэтью и я, Сара в наших ссорах никогда не участвовала. Короче говоря, я пустилась в рассуждения о наших предках, а Мэтью заявил, что не прочь пощеголять в роскошных шляпах с плюмажем и в кружевных воротниках, какие носили во времена «кавалеров»( Во время Гражданской войны в Англии (1640 — 1653) враждующие партии — роялисты и сторонники парламента — имели прозвища «кавалеры» и «круглоголовые»). «Хочешь быть похожим на сэра Джона? — возразила я. — Только скажи, что он хоть чуточку тебе правится!» — «А вот и нравится, хочу быть в точности таким же», — ответил Мэтью. «Терпеть не могу этого сэра Джона! — закричала я. „А мне он нравится!“ — не уступал Мэтью и стал выворачивать мне руку. А я расквасила ему нос и вопила, что сэр Джон был трус.
Хейгар рассмеялась. От воспоминаний у нее заблестели глаза.
— Видите ли, Кэтрин, сэр Джон владел «Усладами» во время Гражданской войны. Марстон-Мур как раз перешел в руки Кромвеля и Ферфакса (Томас Ферфакс — генерал, командовавший парламентскими войсками.), принц Руперт (Принц Руперт — племянник короля Карла I) находился в бегах, а сэр Джон был, разумеется, роялистом и похвалялся, что не пустит Кромвеля в «Услады», скорее погибнет, защищая свой дом. «Услады» никогда не сменят хозяев, ими всегда будут владеть Рокуэллы! Но когда сторонники парламента вошли в Киркленд-Мурсайд, в «Усладах» никого не оказалось. Сэр Джон исчез со всеми домочадцами. А представляете, что сделали бы с ним солдаты Кромвеля, застань они его в «Усладах»? Повесили бы на первом же дубе. Но его и след простыл! Каким образом ему и всем обитателям «Услад» удалось бежать, когда «круглоголовые» уже заняли Киркленд-Мурсайд, непонятно! Это — одна из загадок «Услад». Сэр Джон сумел захватить с собой и все ценности. После реставрации вся семья вернулась. Вот я и заявила Мэтью, что сэр Джон был трус, он не стал сражаться за «Услады», а спокойно бросил их врагам на растерзание. Мэтью начал спорить. В тот день он готов был ссориться из-за каждого пустяка. И сэр Джон стал поводом.
Хейгар задумчиво помешивала в чашке. И куда только делась вся ее надменность? Взгляд был устремлен в прошлое.
— Ну так вот, Мэтью решил меня проучить, — продолжала она. — И сыграл со мной злую шутку. Я проснулась от того, что занавески у моей кровати раздвинулись, и на меня уставилась страшная ухмыляющаяся рожа в шляпе с плюмажем. А хриплый голос просипел: «Это ты посмела назвать меня трусом? Ты пожалеешь о своих словах, Хейгар Рокуэлл! Я — сэр Джон и теперь не дам тебе покоя!» Я еще не успела опомниться от сна и на какую-то секунду поверила, что мои опрометчивые высказывания и впрямь выманили нашего незадачливого предка из могилы. Но тут же я узнала голос Мэтью и разглядела, что это его рука держит свечку. Я соскочила с кровати, схватила шляпу, нахлобучила ее ему на нос, надрала ему уши и вышвырнула вон из моей спальни. — Хейгар вновь рассмеялась, но тут же виновато посмотрела па меня: — Конечно, с вами совсем другое дело, но мне невольно припомнился этот случай.
— Откуда он взял шляпу с плюмажем? — поинтересовалась я.
— В доме полно сундуков, набитых старьем. Не исключено, что шляпа относилась к другому периоду. Помню, нас обоих развели по нашим комнатам и посадили на целый день на хлеб и воду за то, что мы расстроили гувернантку.
— Разница еще и в том, что вы задержали вашего шутника, — напомнил Саймон. — Хотелось бы мне дознаться, кто же этот ряженый монах!
— Ну, по крайней мере, — заметила я, — теперь меня врасплох не застанут.
Саймон заговорил о другом, и мы перешли к обсуждению дел в их поместье, которому в скором времени надлежало стать его собственностью. Саймон рассказывал о прилегающей к «Келли Грейндж» ферме, которой он управлял, и о хозяйствах мелких фермеров, живущих на землях поместья. Было ясно, что и он, и Хейгар очень пекутся о своих владениях. Но совсем не так, как хозяева «Услад» о своих. Тех занимал только сам дом, для них он был святыней. Я никогда не слышала, чтобы Рокуэллов интересовали дела фермеров, чьи хозяйства находились на их земле, и не сомневалась, что сэра Мэтью нисколько не заботит, не пострадал ли кто-нибудь из арендаторов во время пахоты и не ждет ли чья-то жена очередного ребенка.