Кирклендские услады

А в начале весны появится на свет мое дитя, и я никому не позволю разлучить нас, даже на минуту. А там, глядишь, приедет и дядя Дик. Ах нет, не дядя Дик, а мой отец! Но для меня он, наверное, навсегда останется дядей Диком.

Я буду растить моего ребенка рядом с Саймоном, и наши чувства будут крепнуть, как это обычно бывает, и едва наметившиеся бутоны любви расцветут и принесут желанные плоды. Да, в тот день я действительно была безумно счастлива.

Судьба, по-видимому, решила быть ко мне благосклонной. Иначе как объяснить отрадное для меня происшествие, случившееся на другой же день после того, как я получила письмо от отца?

Я просидела с письмом у себя в комнате целый день, тихо наслаждаясь счастливыми известиями. Я даже не выходила к столу, хотя мне очень хотелось протрубить о моих новостях всем-всем — и Руфи, и Люку, и сэру Мэтью, и тетушке Саре. Однако я решила на время затаиться. Письмо отца делало меня неуязвимой. Все мои страхи как рукой сияло. Я знала, что, если, проснувшись среди ночи, увижу у своей постели монаха, меня это нисколько не испугает. Хотя узнать, кто этот монах, я жаждала по-прежнему и не сомневалась, что, раз меня не терзают никакие страхи, успех мне обеспечен.

Но надо быть осторожной, спохватывалась я. Пока никто ни о чем знать не должен. А Саймон? — спрашивала я себя. Уж ему-то и Хейгар надо рассказать о письме. Но на дворе дул свирепый, холодный ветер. Я побоялась, что, если пойдет снег, я рискую простудиться, и осталась дома. Я подумала, не послать ли им записку, но разве можно поручиться, что ее не перехватят? Ладно, мои новости могут и подождать. А пока я буду думать, как действовать дальше. После ленча ко мне пришла взволнованная Мэри Джейн.

— У Этти началось, мадам, — выпалила она. — За два дня до Рождества! А мы-то думали, она до Нового года не разродится!

— Вам, наверное, надо поспешить к ней, Мэри Джейн.

— Хорошо бы, мадам. Отец вот только сейчас дал знать, мать уже там.

— Послушайте, Мэри Джейн, немедленно отправляйтесь к сестре, своими глазами посмотрите, как у них дела. Может быть, понадобится ваша помощь.

— Спасибо, мадам.

— Только ведь страшный ветер.

— Ну, мне это ни по чем, мадам.

— Подождите, — остановила я ее и, подойдя к шкафу, достала из него самый теплый свой плащ. Как раз тот синий, который вывешивали на балконе. Я накинула его на Мэри Джейн и надела ей на голову капюшон.

— Ну вот, теперь вам никакой ветер не страшен, — сказала я. — Застегнитесь получше, и вас не продует.

— Ох, мадам, как вы добры.

— Я не хочу, чтобы вы простудились.

— Спасибо, мадам, большое спасибо. — В ее искренности не приходилось сомневаться. С некоторым смущением она сказала: — Я так рада, мадам, что эти дни вы выглядите повеселее.

Я засмеялась и застегнула последнюю пуговицу на плаще.

— Мне лучше. Гораздо лучше, — подтвердила я. — А теперь бегите и не торопитесь возвращаться. Если нужно, оставайтесь там ночевать.

Но к вечеру, в сумерки, Мэри Джейн вернулась. Она поднялась прямо ко мне, и я сразу увидела, что с ней что-то стряслось.

— Этти? — начала было я. Мэри Джейн покачала головой:

— Этти родила до того, как я туда пришла. Чудную девочку. С Этти все в порядке.

— А что же не так?

— Ох, мадам, я возвращалась домой через аббатство и увидела его! Чуть не умерла со страху. Понимаете, ведь уже темнело…

— Кого вы увидели? — воскликнула я.

— Ну, его… этого монаха. Он посмотрел на меня и поманил к себе.

— О, Мэри Джейн, да это же замечательно! И что же вы? Что вы сделали?

— Ну, сперва я только таращилась на него. Даже пошевелиться не могла. Меня словно обухом огрели. А потом… потом бросилась бежать. Он не погнался за мной, а я думала, побежит следом.

Я обняла ее и прижала к себе:

— О, Мэри Джейн! Это именно то, что мне нужно!

Она посмотрела на меня с некоторым изумлением, а я отступила на шаг, чтобы лучше вглядеться в нее.

Ну конечно! Она была почти одного роста со мной, а длинный плащ скрывал фигуру. Вот ее и приняли за меня. Уж больно памятен этот плащ тому, кто повесил его на балконе.

Я знала, что Мэри Джейн мне предана. Она считала меня самой доброй госпожой из всех, кому служила. Руфь отпугивала своей холодностью, и к ней трудно было привязаться, тетушка Сара отличалась слишком большими странностями. А за мной Мэри Джейн ухаживала с радостью. Наши отношения не походили на обычные отношения между горничной и госпожой, мы питали друг к другу симпатию. Поэтому я решила посвятить Мэри Джейн в свои замыслы, во всяком случае частично.

— Мэри Джейн, вы думаете, это был призрак? — спросила я.

— Не знаю, мадам, не очень-то я верю в признаки.

— Я тоже. Думаю, что под монашеской рясой прячется отнюдь не призрак.

— Но как он забрался к вам в спальню, мадам?

— Вот это-то я и хочу выяснить.

— И выходит, он же занавески вокруг вашей кровати задернул и грелку стащил.

— Думаю, это его проделки. И вот что, Мэри Джейн. Не говорите пока никому о том, что видели монаха. Он небось воображает, что это я в темноте бежала домой через руины. У него и в мыслях нет, что это были вы. Пусть и остается в неведении… пока. Обещаете молчать?