В «Усладах» царила тишина, и мне казалось, что, хотя я в домашних туфлях, каждый мой шаг гулко отдается в коридоре. Однако мы благополучно дошли до галереи, никого не встретив на пути. Мэри Джейн осторожно затворила за нами дверь галереи, а потом, пока я светила ей, открыла чулан и показала мне половицы. Она опустилась на колени и, как и говорила, без всяких усилий приподняла одну из них. Сомнений не было: половицы ловко маскировали потайной ход.
Держа над открывшимся отверстием свечу, я наклонилась и увидела ступени, о которых рассказывала Мэри Джейн. Мне не терпелось скорее спуститься по ним, но, чтобы встать на верхнюю ступеньку, пришлось бы спрыгнуть вниз, а я боялась рисковать.
Однако Мэри Джейн была ловкая и гибкая. Я повернулась к пей:
— Спускайтесь, Мэри Джейн, я подам вам свечу. Оглядитесь там хорошенько, потом расскажете мне, что увидели.
Мэри Джейн немного побледнела. Однако она презирала тех, кто склонен, как она выражалась, «труса праздновать», и, секунду поколебавшись, пролезла в отверстие, а когда встала на ступеньку, я подала ей свечу.
— Похоже на большую комнату, и очень холодно, — доложила она.
— Быстренько осмотрите все, — попросила я, — а потом пойдем искать лаз сюда со стороны аббатства.
Некоторое время Мэри Джейн не подавала голоса. Я вглядывалась вниз, в темноту, и, увидев, как она неуверенно спускается по лестнице, строго предупредила, чтобы она была поосторожней.
— Да-да, мадам, — откликнулась она. — Не беспокойтесь. Ступеньки прочные.
Когда она спустилась до самого низа, я снова услышала ее голос:
— Вижу какой-то свет. Наверное, выход. Сбегаю посмотрю.
Сердце у меня отчаянно колотилось. Как мне хотелось быть там, в подвале, вместе с ней! Но я боялась поскользнуться на этих каменных ступенях. Я не могла отделаться от мысли, что за нами кто-то наблюдает, но, взглянув через плечо, уверилась, что никого нет. В спящем доме не было слышно ни звука.
И вдруг Мэри Джейн крикнула:
— Я что-то нашла, мадам!
— Я вас не вижу! — крикнула я в ответ. — Где вы?
— Свечка почти догорела, — долетел до меня еле слышный голос.
— Возвращайтесь, Мэри Джейн. Возьмите то, что нашли, если не очень тяжело, и возвращайтесь.
— Но, мадам…
— Возвращайтесь сейчас же, — приказала я.
В темноте снова показался огонек свечи, и я вздохнула с облегчением.
На ступеньках появилась Мэри Джейн. В одной руке она держала свечу, в другой — какой-то сверток. Она передала его мне, и я сразу поняла, что в нем — монашеская ряса! Подав мне свечу, Мэри Джейн выбралась из лаза и, слава богу, снова очутилась рядом со мной.
— Я очень испугалась, когда вы исчезли из виду, — призналась я.
— Я и сама там струхнула, мадам. Даже дрожь пробрала.
— Да вы просто окоченели, Мэри Джейн.
— Там жуткий холод, мадам. Но рясу-то я нашла!
— Пойдемте скорей ко мне в спальню. Вдруг нас здесь кто-нибудь увидит.
Опустив половицу на место, мы удостоверились, что не оставили никаких следов, и, взяв рясу, вернулись ко мне в комнату.
Мэри Джейн немедленно нарядилась в рясу, и меня передернуло.
— Снимите! — попросила я. — Ее надо спрятать. Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что у меня расстроено воображение, что мне все только мерещится. У нас в руках доказательство, что я не бредила.
— А мы кому-нибудь расскажем об этом? Покажем рясу?
Будь это днем раньше, я, не задумываясь, сказала бы: «Конечно! Расскажем мистеру Редверзу». Но теперь я уже не могла так сказать. Не могла довериться Саймону, а значит, не могла доверять никому в этом доме.
— Пока никому ни о чем ни слова, Мэри Джейн. Это наше вещественное доказательство. Я запру сверток в свой шкаф, так что никто не сможет его похитить.
— А потом что, мадам?
Взглянув на стоящие на камине часы, я увидела, что уже семь.
— Вас хватятся, если вы задержитесь. Сейчас я снова лягу. А вы, как обычно, принесете мне завтрак. Совсем немного чего-нибудь, я не хочу есть. А сначала принесите горячую воду. Я пока полежу, подумаю, что делать дальше.
— Хорошо, мадам, — сказала Мэри Джейн и вышла.
Проведать меня зашла Руфь.
— У вас утомленный вид, — заключила она. — Вчерашний день был для вас чересчур насыщенным.
— Да, я и правда чувствую себя усталой, — согласилась я.
— Лучше бы вам полежать весь день. Я возьму гостей на себя. Тогда к вечеру вам, может быть, станет получше и вы к нам присоединитесь. Да у нас никого и не будет, только свои, а Саймон и Хейгар уедут завтра рано утром. Экипаж за ними всегда присылают на третий день Рождества, ровно в полдесятого.
— Хорошо, я побуду у себя, — согласилась я.