Читаем Киров полностью

Есть основания полагать, что одним из них был Иван Никитич Никитин. За нелегальную работу его, члена РСДРП, в 1903 году исключили из Московского университета и выслали на Терек. Никитин во Владикавказе поступил на «Алагир», участвовал в первой русской революции. Познакомившись с Кировым в 1909 году, Иван Никитич затем то исчезал, то возвращался во Владикавказ. Колесил по городам и станицам как рабочий и партийный полупрофессионал, как организатор стачек — видимо, выполняя задания Сергея Мироновича. По крайней мере достоверно известно, что Никитин поддерживал связь с партийными организациями Грозного, Пятигорска, Минеральных Вод, Нальчика, ездил в Баку. Владикавказская большевичка Евдокия Анисимовна Полякова говорила, что Киров еще до Октября видел в Никитине многообещающего деятеля. Нарком труда и промышленности Терской республики, Никитин погиб в 1918 году, одновременно с Федором Серобабовым. Похоже, именно Ивана Никитича подразумевают следственные документы, упоминающие конспиратора, находившегося в 1913 году среди восставших горцев и бесследно скрывшегося.

Восстав, горцы держались стойко, а победить не смогли. Силы были неравные, за богатеев заступились войска, они подавили Зольское и Черекское восстания. Но, как писал потом Бетал Калмыков, между трудящимися, с одной стороны, и кулачеством, дворянством и княжеством — с другой, образовалась пропасть, которая начала углубляться. Революционные настроения, впервые пробудившись, усиливались, обещая в скором будущем победу.

6


Революционные настроения усиливались и в Осетии, Чечне, Ингушетии. В туристском костюме, в войлочной шляпе, с палкой в руках, Сергей Миронович при первой возможности спешил в горы. Бывал в селениях и аулах не только на исхоженных дорогах, но и в заброшенных поднебесных углах — стоило поскорее сблизиться и с ними или пока определить хотя бы их удельный вес в грядущих событиях.

Случалось, пришельца встречали не очень-то дружелюбно. На все, что его волновало, отвечали неохотно, уклончиво, туманно. Он не обижался. Не навязывался, но и не уходил, старался, чтобы его поняли. И его понимали: чужой, а вроде и не чужой. Он все лучше узнавал обычаи, повадки, наклонности каждого народа, да и особенности, слабости жителей того или иного аула. Тонко и все уверенней пользовался этим своим богатством. Однажды он разнял двух дерущихся осетин. Разнял, не прикоснувшись к ним, даже не вымолвив ни слова, а кинув к их ногам носовой платок. Оба парня остолбенели. Ведь обычай велит: если старая осетинка так бросит свой платок — остановись и драться не смей. Перед парнями был мужчина, и не старый, и явно не осетин. Все же оба поддались волшебству обычая даже в столь комичном преломлении.

Горцы все сильнее привязывались к Сергею Мироновичу. По свидетельству бакинского юриста Константина Николаевича Дигурова, жившего до революции во Владикавказе, влияние Кирова на горцев было подчас властнее священнейших обычаев, судебных приговоров: его приглашали мирить кровников — людей, взаимная враждебность которых не ведала границ.

Киров страдал оттого, что не может писать о бедствиях горцев.

Запрещалось писать и о многом другом.

Лишь иногда на газетный лист пробивалась статья о какой-нибудь очередной глупости какого-нибудь царского ведомства. Министерство внутренних дел вдруг обрадовало Россию проектом упразднения слова «мещанин». Сергей Миронович писал тогда:

«Залежавшееся в изгибах длинной истории слово это промокло насквозь пошлостью и покрылось толстым слоем духовно-нравственной ограниченности. Слово «мещанин» глубоко врезалось в сознание каждого. И как только оно встает перед нами, за ним неизбежно ползут скука, обывательщина, отсутствие интересов и полная духовная приниженность…

Разжаловать мещан, конечно, недолго. При известной расторопности это можно сделать в один день. Но куда девать разжалованных; что делать, когда рассыплется на мелкие кусочки милая мещанская психология, так привыкшая к вековой слякоти?

Россия без мещан!

Это так же несовместимо, как республика без граждан, как Рим без рабов.

Упразднить мещанина — это значит начать перестраивать всю живую Россию!..

Нет, проект об упразднении мещанина кажется совершенно невероятным, и лучше взять его обратно.

Милый мещанин, живи и не тревожь своего векового покоя слухами о покушении на твое благополучие, тихое и безмятежное до отвращения.

Помни одно:

Блажен, кто спит и днем и ночью, — ему обеспечена благодарность квартального».

Всё. Предел, за которым — штрафы, суд, ссылка, тюрьма.

Под игом царской цензуры работа каждого мыс-лящегб, передового журналиста была сложна, полна опасностей, а большевика — подавно. Киров не жаловался. А как ему порою тяжко, лучше всех знал его друг Александр Тихонович Солодов. Солодову и самому жилось плохо. Он был старше на десять лет, опытен, честен. Одесса, Киев, Екатеринодар — нигде не приживался. Колесил из города в город, наивно мечтая о земле обетованной. Владикавказ ею не был.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное