Киров

Повстанцы прогнали притеснителей, но долго продержаться у власти не смогли — Жордания понаслал карательные отряды. В расправах участвовал начальник меньшевистской гвардии-жандармерии Джугели. Свои похождения громилы он запечатлел в дневнике:

«12 июня. Теперь ночь. И всюду видны огни!.. Это горят дома повстанцев…

13 июня. Я со спокойной душой и с чистой совестью смотрю на пепелища и клубы дыма.

14 июня. Горят огни. Дома горят!.. Осетины бегут и бегут. Бегут в горы, на снеговые горы. И там им будет холодно. Очень холодно!»

Единственный человек в Грузии, от которого обездоленные крестьяне могли ждать действенной помощи, был Сергей Миронович. Они прислали ему телеграмму:

«Красные повстанцы Южной Осетии, оставшись без патронов, вынуждены были отступить вместе с частью мирных жителей, женщин и детей, до двадцати тысяч, в советскую Терскую область. Огромная же масса осталась в лесах Южной Осетии. Меньшевистские банды правительства Жордания и К⁰ преследуют и истребляют их. Села и деревни, где была провозглашена советская власть, сожжены. Просим товарища Кирова принять срочные меры к ограждению граждан советской — Южной Осетии от преследования и истребления».

Киров немедленно откликнулся, найдя дипломатичный ход, не позволяющий утверждать, что советский полпред вмешивается во внутренние дела Грузии.

Сжигая дома, каратели выселяли крестьян, лишившихся крова, в Терскую область. На этом и построил Киров ноту № 851: беженцы и выселенцы из Южной Осетии обостряют продовольственное и санитарное положение на советской территории, где ищут пристанище.

Заботясь будто бы лишь об интересах своей страны, полпред настаивал — надо прекратить выселение из Южной Осетии, надо принять беженцев обратно и пресечь действия администрации, агентов и войск грузинского правительства, ставящего своих подданных в такое положение, что те вынуждены покидать насиженные места.

Все это получило широкую огласку. Меньшевистскому правительству пришлось поутихомирить карателей.

3

Кирову дали новое поручение. Хотя и очень серьезное, оно вызвало у Сергея Мироновича недоумение. Своим недоумением он не без улыбки поделился с секретарем ЦК РКП (б) Стасовой:

«Вы, вероятно, уже знаете из радио, что я назначен членом делегации для ведения мирных переговоров с поляками. Для меня это так же неожиданно, как и для Вас. Все я ожидал, но только не этого. Что мне Польша и что я ей? Послал Чичерину телеграмму с просьбой разъяснить, что это значит. В ответ получил повторение радио и предложение немедленно выехать. Если я действительно так необходим для мира с поляками — поеду. Но все-таки мне кажется, что брать меня с Кавказа нецелесообразно. На Западе я не только не работал, но никогда там не был и всегда думал так, что на Кавказе я найду лучшее применение, чем где бы то ни было».

На пути в Ригу, где с 1 по 12 октября проходила советско-польская мирная конференция, Сергей Миронович остановился в Москве. Он долго беседовал с Лениным. Владимир Ильич нашел, что Киров должен поскорее вернуться из Риги и работать на Кавказе.

На Рижской конференции был заключен мир с Польшей.

4

После этой конференции Сергей Миронович в Грузию не поехал — он работал на Северном Кавказе, где подготавливал создание Горской республики. Эта республика, провозглашенная 17 ноября, была блестящим достижением ленинской национальной политики. Народы, долго угнетаемые и натравливаемые друг на друга царизмом, теперь добровольно объединились в мирную семью.

А за горами и перевалами чередовались события, завершившиеся полной советизацией Закавказья.

29 ноября армянский народ сбросил иго дашнаков, местных буржуазно-националистических контрреволюционеров, подобных азербайджанским мусаватистам. Не утихали классовые битвы и в Грузии. Меньшевики привели ее к политическому и экономическому развалу.

В феврале 1921 года трудящиеся Грузии восстали. Так как меньшевистскую армию поддерживали извне, восставшие рабочие и крестьяне обратились за вооруженной помощью к Советской России. Из Баку на Тифлис повел части XI армии Серго Орджоникидзе. Другие части ее с Терека слал Сергей Миронович, находившийся во Владикавказе.

16 февраля во время партийной конференции в городском театре Кирову, примостившемуся на скамейке в отдалении от президиума и беседовавшему с кем-то, подали записку: в нескольких словах телеграфной ленты сообщалось, что повстанцы приближаются к Тифлису.

Сергей Миронович изменился в лице, побледнел. Ему дали слово. Никогда еще владикавказцы не видели Кирова таким взволнованным и вдохновенным.

Речь он закончил под гром рукоплесканий. В зале и на сцене творилось невообразимое. Восторженные крики, грохот скамеек и стульев, приветствия, ура. Среди делегатов и гостей, были грузины, местные, владикавказские, вовсе и непричастные к восстанию, — все равно их поздравляли, обнимали, целовали, качали, высоко подбрасывая в воздух, им дарили что у кого найдется и прежде всего самое ценное — кисеты с табаком. Кто-то запел и кто-то стал вторить ему, и уже все вместе мощно и стройно пели «Интернационал».