Кирза и лира

Над районом предстоящих учений плотные облака надежно закрывали всё небо. Как назло. Мелкий противный дождик, заступивший в наряд по этому району ещё с вечера, за ночь уже напитал землю влагой. Под ногами противно хлюпало, но дождь, как видно, и не собирался на этом останавливаться: лил то мелко, то крупно… Нудно сеял недоброе сейчас. Проверяющие, как бы оглядывая свои объекты, бесцельно послонявшись туда-сюда по мокрой и скользкой земле, собрались в палатке химдыма. Выставив на улицу нескольких срочников из роты обеспечения, чтоб не мешали и не смущали своим присутствием, сели за карты перекинуться в дурака. Знали, в запасе у всех часа полтора-два, так что, нечего слоняться без дела, да в сырости… Под легкий шум дождя в теплой палатке, да за картами и время бежит быстрее, и… веселее.

— А я вот так вас, товарищ майор, козырной десяточкой. Не хотите?

— А… а у нас козырный валет для вас припасен!

— Вы, значит, вот как, товарищ полковник!.. Так-так… Очень хорошо, очень хорошо. А мы вот так к вам зайдём. Ха-ха!

— Угу! Угу! Ну, на это нам… это нам… Вот чёрт, беру!

— Ха, ха, ха! Хо, хо, хо! Кто-то щас под стол полезет.

Заглядывая в карты играющих, за их спинами столпились остальные офицеры, нетерпеливо ожидающие своей очереди.

Глупый серый дождь совершенно не был в курсе планов военного командования, разошелся действительно не на шутку. К приезду колонны он хорошо расквасил дороги, весь район и прилегающую к нему местность. Этого ему показалось мало, он решил заодно обмыть, сбрызнуть и суетливый жаркий город, который расположился, чадя своими горячими трубами и прочими испарениями, совсем рядом. Тут же, неподалеку, если напрямую, за густым смешанным перелеском. Запасы воды в тучах это позволяли… И легкий верховой ветер не возражал, дунул с утра в ту сторону… на встречу колонне.

Дождь прихватил колонну еще в дороге. Мелкий дождь-сеянец вначале — игриво! — лёгкой влажной пыльцой упал на дорогу, покрыл мутной пеленой лобовые стекла машин, выблестил горячие капоты. В ответ на эту предусмотренную шалость, с самым серьёзным видом на машинах энергично заработали щетки стеклоочистителей. Только не у всех. На трех машинах щётки стеклоочистителей не включились почему-то вообще, ни с первого раза, ни со второго… На четвертой машине работала одна щетка из двух, водительская. Там, где они не работали вообще, дорога из кабины не просматривалась совсем, а задний борт впереди идущей машины, то и дело терялся в непроглядной молочной дали, либо надвигался тёмной грозной стеной.

В одной из таких машин водитель, а вместе с ним и старший машины, командир взвода лейтенант Налётов и прапорщик Зайкин, разволновались не на шутку. Почему водитель разволновался — это понятно, он в полк только что пришел, служит всего четвертый месяц. За рулем машины сидит всего ничего — месяц, и то катался только в полку, по парку. На своем бортовом газике в город, по хозяйственным делам, выезжал раза два-три, да один раз, в колонне, на автодром ездил — сам за рулем. Правда, чуть с эстакады тогда не грохнулся — ох, и крику было! — но это мелочи. Зато потом, там же, три раза проехал и ничего, не «забоялся». «Удочку» даже получил, «удовлетворительно», то есть. А вот в этом, энзэшном ЗИЛе, например, «рулит», можно сказать, вообще первый раз. И почему щётки могут вдруг не работать, он пока не знает, их он и не проверял вовсе. А чего их было проверять? Видно же, что они вот они, есть! что они на месте, значит, должны работать! да и дождя вчера не было — их и не проверяли. Да и когда, извините, он бы успел всё проверить-то, если двигатель вообще чуть не всей авторотой удалось запустить накануне, уже ночью, после отбоя.

У молодого офицера — старшего машины — и опытного прапорщика состояние катастрофически приближающейся, именно к ним, опасности, в замкнутом, не просматриваемом душном пространстве кабины многократно усилилось, прямо физически выдавливая их из машины. Они занервничали ещё тогда, когда только-только стали выезжать за ворота части и едва потянулись, выравниваясь в колонне. Кроме того, что водитель с трудом переключая передачи резко бросал сцепление, он еще и явно трусил, боялся дороги — это было видно по его лицу, и по тому, как он рулил. Два его пассажира в кабине, непроизвольно, до боли в мышцах, судорожно упирались ногами в пол — спасая вроде себя так, тормозили — мысленно проклиная учения и эту долбаную автороту. Лейтенант Налётов только однажды, чуть осипшим голосом, сохраняя на лице внешнее спокойствие и видимое равнодушие, спросил водителя, косясь на дорогу:

— Что, командир, первый раз, что ли?

— Нет, — неотрывно глядя вперёд, энергично двигая рулём, успокоил солдат, — уже третий. На этой вот, «колымаге», — первый.?!

Пассажиры выразительно молча переглянулись меж собой. Прапорщик всё же не выдержал, матюгнулся на одной из ближайших городских колдобин: «Ё… твою в телегу, мать!», мол, какие плохие дороги!