Киселёв vs Zlobin. Битва за глубоко личное

Мне кажется, что в Америке сейчас начинается другая борьба, хотя она может и не вырасти в серьезный протест, — начинают бороться за свои права люди с избыточным весом. Потому что в 1970-е, 1980-е, 1990-е, 2000-е годы Голливудом и модной индустрией навязывались определенные жесткие стереотипы — все эти худые модели, худые актрисы, весь мир моды и красоты. Красота — это быть худой, ходить в спортзал, вести здоровый образ жизни, ни грамма лишнего веса, диеты… Дошло до того, что некоторые авиакомпании за людей с большим весом берут больше денег или требуют купить два билета. Что с точки зрения самолета, наверное, логично, но с точки зрения прав человека — нет.

И вот это меньшинство, например, может стать следующей темой борьбы. В России ею может стать другое меньшинство — не могу с ходу сказать, какое, ну, допустим, курильщики. В Америке, кстати, прошлое десятилетие прошло отнюдь не под знаком борьбы геев за свои права, а под знаком борьбы сторонников легализации марихуаны как медицинского средства. Они, как известно, победили. Не знаю, может, и до России это докатится, а может, нет. Например, в середине 2018 года политическая повестка дня оказалась в значительной степени «монополизирована» российскими пенсионерами. Это меньшинство. Власть даже придумала понятие «предпенсионная группа». Это еще одно меньшинство. Они борются за свои права, вовлекая в эту борьбу людей, далеких от пенсионного возраста, и вот эти тренды — они не потому, что чья-то злая воля на это толкает, они потому, что очередное меньшинство чувствует себя ущемленным. Те же курильщики, которых зажали со всех сторон. Меньшинство чувствует себя неравным, хоть оно и меньшинство. И оно начинает давить на большинство, которому вроде бы безразличны интересы этого меньшинства. Но американская демократия так работает, что меньшинство может достучаться до большинства и сделать на какое-то время свою повестку дня повесткой дня всей страны — или, если хочешь, всего Запада. Вот так эта система работает. Не знаю, насколько в России это понимают.

Киселёв: Ты знаешь, мне кажется, это все такие второстепенные примеры… Когда мы говорим об американской демократии, для меня это вообще оксюморон. Взаимоисключающие понятия. Какая демократия, если нарушается главный принцип: «Один человек — один голос»? Какая демократия? О каких правах толстых мы вообще говорим? Мне кажется, это все коммерческие кампании, подпитанные деньгами, товарами для данной группы людей… Все имеет вот эти корни. Как недавно сказал Ален Делон в интервью журналу «Пари Матч»: «Я ненавижу эту эпоху, меня от нее тошнит… Все фальшиво, все — подделка. Уважения больше не существует, никто не выполняет своих обещаний. Только деньги имеют значение… Я знаю, что покину этот мир без сожалений». Так же и во всех этих псевдодемократических движениях меньшинств. Когда президент США называет избирательную систему своей собственной страны жульничеством, — о какой демократии идет речь? Большой миф эта американская демократия.

Беседа четвертая О низовой демократии и полицейском произволе

Злобин: Конечно, американская демократия не миф, если говорить без пропагандистских штампов. Но Америка — это и не рай земной. Я чувствую, тема демократии, в том числе американской демократии, нас с тобой изрядно зацепила, так что давай, пожалуй, по ней и продолжим. Вот смотри — американцы традиционно и исторически очень критически относятся к своей демократии, но это не значит, что ее там нет.

Киселёв: Да, у нас тоже есть богатая традиция поворчать, поругать власть. Куда там! Хорошо, что и ты называешь это признаком демократии.

Злобин: Критика, причем открытая и демонстративная, политического устройства и лидеров страны, их сменяемость и подотчетность избирателям — как раз и есть один из наиболее ярких признаков того, что демократия все-таки есть. Другое дело — какая это демократия. Само слово, мне кажется, в последние десятилетия заездили до неузнаваемости. Каких только демократий сейчас в мире нет! Все называют себя демократиями, запутаться можно.

Киселёв: Вот уж точно. Но это просто означает, что демократия многолика, как и народы. Когда все перемешаются до неотличимости, можно будет говорить о единых стандартах демократии. Но что-то мне подсказывает, что такая унификация несет в себе недемократические риски. Ну а пока — вот так. Варианты, к счастью, есть.