Сначала люди приходили просто так – посмотреть на нас и убедиться, что мы действительно существуем. Зайти в редакцию и сказать нам приятное – это стало ритуалом, некой модой среди московской интеллигенции. Нам это очень нравилось, потому что нас кормили. Большой мусорный ящик был заполнен пустыми коробками от тортов. Их приносили, вручали нам и говорили, что принесли торт, потому что мы для них большой праздник. Мы сходили с ума, потому что есть целый день торты невозможно, а они ничего другого не приносили. А самим просить, чтобы нам приносили, например, бутерброды, нам казалось неудобно. Мы просили оставлять торты в коридоре, дарили их близким и неумолимо толстели.
На двух редакционных столах были разбросаны последние дары: огромный мохнатый игрушечный заяц для наших детей, толстая стопка рукописных листов с описанием того, как улучшить мир, и невероятных размеров модель самолета. Человек, который принес модель, с трудом затащил ее в комнату, пожелал нам лететь далеко и быстро и так же, как пожелал, сам растворился в темноте коридора.
А однажды из этой темноты появился толстый священник с кадилом. Оказалось, что он представляет Катакомбную церковь и хочет нас освятить. Он втиснулся в комнату и динамично махнул кадилом, от чего на пол посыпались пленки и тексты, а помещение наполнилось сладким дымом. Махнув еще пару рал и довершив разрушение редакции, он гордо удалился. Наверное, в свои катакомбы.
После подобных визитов одиночек, когда окончательно выяснилось, что мы не марсиане, наступил второй этап: десятки людей уже ежедневно оставались в коридоре на целый день. Они приносили с собой еду, угощали друг друга и нас, а к вечеру расходились, назначив встречу на завтра. Это было прообразом современных социальных сетей, хотя тогда об Интернете никто и не мечтал. Но все эти люди не просто толклись в коридоре, но иногда приносили нам какие-то новости или слухи, которые оказывались важными для нашего эфира.
Потом в коридоре появились иногородние. Они располагались поодаль, потому что ближе к двери все было занято постоянными коридорными сидельцами.
У москвичей были свои VIP места.
Приезжие ели на корточках, потом доставали смятые, от дальней дороги, листы и бережно передавали их нам. Это были бесконечные жалобы на несправедливость, на беспредел и нарушения. Приезжие объясняли, что правду у них в регионе нельзя найти, что они собрали последние деньги на билет и приехали, потому что существует слух, что мы честные.
Оставив бумаги на столе, приезжие торопились на вечерний поезд, а мы складывали эти жалобы, чтобы потом отдать их какому-нибудь депутату, если он захочет это взять.
Я рад, что мы многим помогли.
Прошло еще совсем немного времени, но в коридоре наметились явные изменения.
Нам так же носили подарки, но, в основном, это было то, что уже не нужно было дома.
Привычные торты были полусъеденные, а детские куклы старые. Кстати, модель самолета тоже оказалось старой и развалилась сама, осыпав всех облупившейся краской.
В то время был большой дефицит всего, в том числе батареек для радиоприемников. Однажды мы обратились в эфире к слушателям, чтобы они помогли другим и принесли ненужные батарейки, которые мы раздарим тем, у кого радио замолчало. Внизу у охранника мы поставили огромный бумажный мешок. Через три дня он был полон.
Но три четверти батареек были старыми.
Это был нехороший симптом.
В коридоре продолжались изменения. К нам в комнату заходили все меньше. Люди встречались в коридоре, обсуждали новости, уходили и приходили, но мы им, собственно, теперь были уже не нужны.
Мы понимали, что новизна нашего появления пропала, и теперь в коридоре собираются больше по привычке. Просто хорошее место для встречи в центре города.
Понятно, что развязка должна была наступить, и она наступила.
Однажды на пороге комнаты появился интеллигентный мужчина, один из лидеров этой компании. Появиться ему было не сложно, он сделал только три шага от толпы в коридоре до нашей двери. Он попросил выслушать нас и обратился к нам с раздраженной речью.
Он сказал, что «наш клуб», оказывается, они себя так назвали, нами очень недоволен. Мы совсем отбились от рук. Мы не так подаем материалы, новости выстроены неправильно, а тематические передачи сделаны не на те темы.
Мы объяснили, что считаем правильным то, что делаем, и попросили нам не мешать.
Мужчина был потрясен. Он спросил, не ослышался ли он?
Он напомнил, что «их клуб» ежедневно слушает наш эфир. Они знают все наши передачи, наши имена и биографии. Они люди с прекрасным образованием, среди них много специалистов, а мы никогда не учитываем их мнение, как нужно правильно делать передачу.
Мы объяснили, что мнений может быть много, но передачу делают не они, а мы, поэтому будем делать так, как считаем нужным, потому что журналисты мы, а не они.
Мужчину затрясло. Он назвал нас предателями своей аудитории и демократии и прямо спросил, понимаем ли мы, что существуем для них, для аудитории.