Кисло-сладкое

Привычка общаться каждый день без ритуальных прощаний и приветствий подтолкнула их к откровенности и сейчас. Соня боялась, что не сможет связать и двух слов в его присутствии или снова вернется в образ Кайлы, но случилось по-другому. Ей хотелось обрести в нем свидетеля своей жизни. Марк чувствовал то же самое.

– Как это? – она чуть развернулась, попыталась поймать его задумчивый взгляд.

– Я случайно услышал ссору родителей, подумал, что мама изменяет. Разозлился жутко, у меня крышу сорвало тогда нехило. Как вспомню, становится стыдно за свою несдержанность. Позже я узнал, что папа приревновал маму к ее первому мужу. Они периодически общались по работе, но измены не было. Мама бы так никогда не поступила. Но в тот день я готов был ее заклеймить и возненавидеть. А тебе тогда досталось от моего плохого настроения. Прости.

Соня тяжело сглотнула. Вытянула руку из пальцев Марка и подошла к самому краю пирса.

– Представляю, как тебе было тяжело. Ты же всегда носил на себе янтарные отпечатки их любви, а тут такое предательство.

Марк приблизился сзади, но не коснулся.

– В смысле «отпечатки»?

Соня тряхнула головой.

– Чёрт. Я не это имела в виду. Я хотела сказать…

Марк не торопил, ждал, когда Соня закончит предложение, но она замолкла и опустила взгляд.

– А ты уже снялся в ролике, из-за которого приехал в Анапу?

– Ролике? – недоуменно переспросил Марк. – А ролике! Еще днем.

Соня недоверчиво нахмурилась.

– Нет ведь никакого ролика?

– Нет, – Марк отошел от Сони на шаг, намеренно показывая свою безобидность. – Сонь, я обещал, что не трону тебя, не буду ни к чему принуждать, не поцелую, не перейду черту. Я же говорил, всё в прошлом. Мы можем быть друзьями. Не бойся меня.

Соня судорожно вздохнула.

– Я тебе верю. – Чуть не добавила: «А себе нет».

Марк улыбнулся.

– Так что за отпечатки? Ты меня заинтриговала. Почему янтарные?

Соня растерялась. Тридцать пять лет прожила со своим чудным даром, только в детстве пыталась о нем рассказать, а потом просто сроднилась с ним. Как люди привыкают к обонянию или слуху, так она привыкла к разноцветному миру.

– Сначала скажи, ты веришь во всякие странные вещи?

– Какие? НЛО? Барабашек? Колбасу из мяса? Честных политиков?

Соня подошла к Марку, взяла его руку и переплела пальцы со своими. Почти сразу на его коже появилось бледно-бордовое сияние, а на ее – пятнышки с похожим, но все же другим оттенком, гранатовым. Он замер, молча посмотрел на их сплетенные руки, большим пальцем погладил тыльную сторону кисти Сони и крепко сжал.

Она печально улыбнулась.

– Не видишь?

– Что?

– У каждой эмоции есть свой цвет. Родительская любовь, безусловная и тёплая, всегда жёлтого цвета. В школе ты каждое утро приносил свежие отпечатки на щеках, иногда на лбу.

– Это мама. Без поцелуя не выпускала из дома, как без шапки зимой. А сейчас какой цвет ты видишь?

Соня выпутала свои пальцы, снова отвернулась.

– Бордовый.

– Это плохо?

Соня промолчала, хотя едва не крикнула: «Это катастрофа». Даже прикосновение к руке отзывалось в палитре эмоций, словно виноватое запретное счастье, как измена.

– Плохо.

– Я сам должен догадаться, что это значит? Или объяснишь?

Соня развернулась к берегу, зябко передернула плечами.

– Темнеет и похолодало, давай вернемся в город.

Снова вышли на набережную. Оба почти синхронно спрятали руки в карманы. День угасал постепенно, плавал клочьями на море, цеплялся за линию горизонта. Включилась ночная иллюминация, гуляющих стало больше. Среди всего этого почти новогоднего великолепия вдалеке яркими гранями светился куб, в недрах которого спрятался зеркальный лабиринт.

Соня приблизилась к кубу и запрокинула голову. Марк встал рядом и кивнул в сторону входа.

– Пойдём?

Соня на секунду задумалась, а потом решительно шагнула вперед.

– Пойдём.

От улицы вход отделяла занавесь из блестящих лент, сразу же под ногами начиналась подсветка, она же люминесцентными змейками скользила по краям зеркал и по потолку. Зеркала были и там, потолок терялся где-то в высоте, словно его и вовсе не существовало. Соня чуть не врезалась в собственное отражение, дальше шла, выставив руку вперёд, и осторожно ощупывала пространство. Зеркальный лабиринт извивался, неожиданно выдвигая преграды и разбивая пространство на сотни отражений.

Марк вроде бы находился сзади, но одновременно везде, окружал её, смотрел с разных ракурсов и улыбался.

– Мозг в шоке.

Соня засмеялась, ей казалось, что по аналогии с отражениями смех тоже должен разбиться на сотни звуков и прозвучать как хохот толпы, но этого не произошло. Сони смеялись беззвучно, все, кроме одной. Марк завернул за угол, исчез в следующей комнате. Соня прошла дальше и замерла перед очередной иллюзией. Отражения не было. Это выглядело непривычно жутко, будто ее просто не существует.

– Марк!

– Иди сюда, – донеслось откуда-то из глубины, – тут любопытно.

Соня поторопилась уйти от зеркала без отражения, прошла по коридору, похожему на фасеточные глаза стрекозы, и остановилась посередине сверкающего куба. Под ногами исчез пол, Соня едва не подпрыгнула, очередная иллюзия вполне могла вызвать внезапный инфаркт.

– Чёрт!

– Сюда.