Читаем Кислород полностью

Вернувшись домой — Курт был на вечерних занятиях йогой, — он подержал записку над лампой в кабинете. Конечно, он ожидал чего-то подобного с того самого звонка в ночь после званого ужина, но теперь он почему-то вдруг почувствовал себя причастным к тому, что с ним случилось, будто сам согласился на это, если не напросился. Он решил уничтожить записку, разорвав ее на клочки, такие мелкие, чтобы никто не смог ее восстановить. (Кто? Курт? Или Гарбары, ворующие общественный мусор?) Или — это было бы намного надежнее и мудрее — сжечь ее в пепельнице или даже спустить в унитаз, хотя в первом случае останется стойкий запах горелой бумаги, а во втором он рискует вновь увидеть клочки записки, вынырнувшие из недр канализационной трубы. При всех своих достоинствах, канализация времен Пятой республики — в случае с его туалетом речь, пожалуй, шла скорее о Четвертой — была далека от совершенства.

Он измерил шагами кабинет, посмеялся над собой, прочитал заметку из старой «Либерасьон» (Курт хранил все газеты, чтобы потом сдать в макулатуру), просмотрел с десяток страниц последнего черновика своей новой пьесы под названием «L’un ou l’autre»[38]. Для пущей безопасности он принял решение выбросить записку в урну на улице подальше от своего дома. Люди постоянно что-нибудь выбрасывают. Это не вызовет ни малейшего подозрения.

Тот вечер он провел с Лоранс Уайли в баре на бульваре Менильмонтан, в том самом баре, где Франклин приобрел у полицейского пистолет. Было совершенно очевидно, что она выпила дома перед тем, как встретиться с ним, и ей хватило одного бокала «Рикара», чтобы завести старую пластинку. Франклин пропускает приемы у врача. Ночью у Франклина было таинственное недомогание. Франклин отпускает «шуточки» насчет самоубийства. Самой свежей новостью был скандал с консьержкой, мадам Барбоссб, которую Франклин обвинил в том, что она за ним шпионит. Ласло заметил, что она, возможно, действительно шпионит. Это ее работа. Но Франклин заставил бедную женщину разрыдаться, обозвав ее «коллабо»[39]. Это ее-то, чей отец геройски погиб в уличном бою в августе сорок четвертого, спасая товарищей, спасая Францию! Разумеется, вмешались соседи. Просто чудо, что они не вызвали полицию. Ласло согласился, что это действительно неприятно, настоящий конфликт, и пообещал еще раз поговорить с Франклином, хотя наотрез отказался выполнить просьбу Лоранс и поговорить заодно и с врачом Франклина, немцем неопределенной сексуальной ориентации, чья приемная была всегда забита художниками, писателями и танцовщиками с их венерическими болезнями и мнимыми опухолями головного мозга.

В полночь он проводил ее домой на улицу Дегерри, обнял, чтобы не тратить слов на утешение, и сел на метро в Пармантье. Мусорных урн было достаточно и на станции, и на улицах, но записка осталась у него в бумажнике. Он не понимал, что на него вдруг нашло, ведь неврастеником он вроде никогда не был. Или сработала старая привычка к конспирации? Как-никак он вырос при Ракоши[40] и AVH[41], когда осведомители были повсюду, и это считалось само собой разумеющимся. Но он живет во Франции уже сорок лет! Возможно ли, чтобы старые инстинкты было так легко разбудить? Он в этом сомневался и, поднимаясь в лифте к себе в квартиру, вдруг понял, что ведет себя как человек, решившийся на действия, которые пока не может перед собой оправдать, как будто их причина — или то, что могло за нее сойти, дурацкие попытки самооправдания — выглядывала из-за его истинных намерений, как шило из мешка. Курт уже вернулся и, стоя на кухне в нижнем белье, жевал бутерброд с медом. Он продемонстрировал новую асану, которую разучил на занятиях йогой. Ласло выдал историю Франклина и консьержки, которая в его изложении потеряла налет мелодрамы и казалась просто забавной. Они посидели еще, потом перебрались в спальню и прошли через прелюдию любовных ласк, но через двадцать минут — таким парализующим действием обладал его секрет — Ласло, распростершись на спине Курта, словно единственный уцелевший после стремительной кавалерийской атаки, был вынужден признать поражение.

— Перебрал с вином, — сказал он. — Прости.

— Спи, — добродушно ответил Курт.

Они были давними любовниками, и неудачи предусматривались по сценарию. Это случилось ночью во вторник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги