В руках апологетов веские основания превращаются в инструменты убеждения. Слушатель поставлен в тупик: к чему же именно ему прислушиваться – к резонам или к интонации, с которой они высказываются? Обычной чистосердечной веры недостаточно, чтобы воспринять правильные резоны, высказанные недобросовестно.
Левенсон утверждает, что Во Жэнь и его последователи также были подвержены обскурантизму и иррациональности в другом, более сложном смысле:
На своей собственной почве [рационализаторы t’y-yung]
менее остро, чем реакционеры, чувствовали опасный потенциал западных методов, импортировавшихся только «для пользования». Однако, хотя реакционеры могли гордиться тем, что почувствовали логическую неадекватность данной рационализации инноваций, их вывод о том, что это инновации должны быть остановлены, а не рационализация изменена, был ошибочным. Ведь они были обскурантистами, так как не понимали, что инновации были неизбежны и что какая-то рационализация, логичная или нет, была психологически необходима[383].Я понимаю смысл этого отрывка как утверждение того, что традиционалисты вели безнадежные арьергардные бои. Само по себе это еще не делает их обскурантистами. Но Левенсон, похоже, заявляет следующее: их неспособность понять, что их действия были безнадежными и что инновации неизбежны, показывает, что они были жертвами принятия желаемого за действительное не меньше, чем их оппоненты t’y yung.
Однако аргумент такого рода весьма деликатен и его следует использовать с большой осторожностью. В политике границы неизбежного – ставки в действии и исход действия, а не ограничение, существующее прежде действия[384] Да, границы не резиновые. Существуют некоторые внешние рамки, дальше которых их сдвинуть нельзя. Но всегда ли можно узнать заранее, где на политической карте расположены эти рамки? Я полагаю, что в некоторых случаях такое знание возможно, тогда как обскурантизмом будет стремление к невозможному. Но в других случаях видимость принятия желаемого за действительное (или самообмана) возникает под действием ретроактивной иллюзии, будто люди в свое время должны были знать то, что мы воспринимаем сейчас. Данное явление соотносится с описанными мною выше безуспешными попытками изменения характера, связанными с неопределенностью ex ante, окружающей пределы того, что можно достичь, вытянув себя за волосы.Параллельно первой пропозиции в разделе IV.2 я теперь утверждаю:
Третья пропозиция:
нет причин полагать, что убеждения, сформированные интересами, тяготеют к тому, чтобы служить этим интересам.На довольно общих основаниях от искаженных убеждений не более, чем от иллюзорных, можно ожидать, что они окажутся полезными для достижения цели (см., однако, важное исключение в разделе IV.4). Если, принимая желаемое за действительное, я сформирую убеждение, что меня вот-вот повысят, демонстрация излишней самоуверенности может только разрушить шансы на повышение, которые у меня были. Убеждения, рождающиеся из страсти, плохо служат страсти
[385]. Угнетенные и эксплуатируемые классы путем рационализации могут поверить, что их судьба справедлива и неизбежна – такая вера и в самом деле может принести краткосрочное удовлетворение, о котором вместе с тем нельзя сказать, будто бы оно служит интересам данных классов. И то же самое, конечно, касается правящих классов. История с Лысенко показывает, каким катастрофическим может быть результат, когда власти, принимая желаемое за действительное, начинают благоволить одним теориям в ущерб другим, как это было незабываемо описано в «В круге первом».