KISS. Лицом к музыке: срывая маску

Я все еще учился управлять аудиторией. Чувствовал себя укротителем львов. Единственный способ не быть раздавленным – самому взять на себя всю ответственность. «Круто снова тут играть! – закричал я, якобы мы куда-то в турне уезжали. – Много играли в других местах!»

Ага, на нашей репбазе, обшитой коробками из-под яиц.

На концертах мы расставляли инструменты и микрофоны точно так же, как и когда начинали в Ковентри, и даже на репбазе: два вокальных микрофона по обе стороны от барабанной установки. Я, конечно, мог себя видеть в роли фронтмена, но мне микрофон никогда в центр сцены не ставили. Потому что мы – комбинация из разных элементов, то есть, как The Beatles, не хотели, чтобы кто-то один стоял впереди и по центру. Каждый из нас пел, в зависимости от того, какая песня. Странность тут заключалась в том, что я всегда стоял на левой стороне – то есть на правой по отношению к зрителям – то есть моей глухой стороной к группе, но у меня даже мысли никогда не возникало перейти на другую сторону.

И до, и после концертов Эйс всегда заявлял: «Не хочу я фигню эту таскать». Выдержка тут нужна колоссальная. Но я осознавал, кто он для группы, и что все вместе мы обладаем чем-то особенным. Мне приходилось взвешивать – что важнее, что менее важно, и расставлять приоритеты. Важнее ли заставить этого парня оторвать задницу от сидения и тащить усилители – «таскай фигню или вали нафиг!» – чем развивать группу? Нет, конечно. Когда я самолично таскал оборудование, я ведь не становился добреньким и помогал ему. Я делал то, что нужно мне. Никакой благотворительности для этой ленивой жопы, просто я знал, что в конце мне же будет прибыль. Я вспоминал, что подумал про Джина, только с ним познакомившись. Я смирился со всякой его неприятной ерундой, потому что желал в итоге получить больше, приняв его поведение, чем потерять, послав его.

В мае мы должным образом сыграли наш первый концерт в городе Нью-Йорке – на восьмом этаже фабричного здания на Бликир-стрит. Лофтом этим как репетиционной базой пользовалась новая группа под названием The Brats, чей основатель Рик Риветс до того играл в New York Dolls. Мы видели их дебютный концерт несколько месяцев назад, когда они разогревали Dolls.

Мы договорились, что будем бесплатно играть в их лофте, но предоставим наши усилители другим группам, конкретно самим The Brats и Уэйну Каунти, трансвеститу (потом он вообще сменил пол), фронтмену группы Queen Elizabeth. Когда мы днем разгружали оборудование, музыканты Brats не показались нам слишком приветливыми. Они вообще хотели походить на Yardbirds и, надо сказать, снимали их имидж довольно грамотно. У всех такие типа растрепанные стрижки, а одежда – лучшая рок-н-ролльная: пошитые портным бархатные пиджаки, сатиновые клеша, ботинки на платформе, короче, самые последние лондонские штучки, которые я видел на витрине Jumpin’ Jack Flash и Granny Takes a Trip. И имена у них были рок-звездные: кроме Рика Риветса в группе еще играли Кит Амброуз, Спарки Донован и Дэвид Лидс.

Мы включились и заиграли «Deuce». В тот же момент атмосфера изменилась: The Brats превратились в наших хороших приятелей. Вот так в очередной раз мы увидели, как музыка побеждает равнодушие и даже – враждебность.

В тот вечер мы сыграли на разогреве и остались посмотреть Уэйна Каунти. Одетый как трансвестит, он походил на пожилую актрису Филлис Диллер, а играли с ним двое братье-близнецов ростом не более карликов умпа-лумпов. Уэйн спел свой гимн «It Takes a Man Like Me to Be a Woman Like» («Нужно быть таким мужчиной, как я, чтобы быть такой женщиной, как я»), а гвоздем программы стал момент, где он/она поедал(а) собачий корм из унитаза. Зрелище не из самых прекрасных.

На ту вечеринку пришли все самые модные-клевые люди, которые, уверен, никого из нас не различали. Там же я пообщался с Силвианом Силвианом из Dolls. Они недавно подписали контракт на два альбома с лейблом Mercury и как раз работали в студии. «Послушай-ка, – начал я обхаживать его, – а чего б нашим группам вместе не выступить?»

«Парни, да вы нас просто убьете», – ответил он.

Когда после выступления Brats мы стали собирать нашу аппаратуру, оказалось, что мою гитару, цвета грецкого ореха, построенную Чарли Лебо специально для меня, – украли. Пришлось начать играть на черном «переиздании» Les Paul, пока Чарли не построил мне новую гитару, в форме ассиметричной буквы V, похожую на ту, на которой играл Алберт Кинг. Эта форма гитары потом много лет ассоциировалась со мной, пока я не стал сам придумывать формы для своей именной серии гитар.