KISS. Лицом к музыке: срывая маску

Я обожал делать так: поставить альбом Jimi Hendrix Experience, лечь и приставить колонки к голове. Хотя правая сторона у меня глухая, но если прижать динамик к голове, то звук проходит через кости черепа. А еще я выкрасил комнату в пурпурный цвет и повесил на потолке новогодние гирлянды с мигающими лампочками. Я играл на гитаре и глядел в зеркало, где отражался в мерцающем свете, стараясь повторять прыжки и «мельницу» Пита Таушенда из The Who.

Но, наверное, самое большое влияние Хендрикс оказал на прическу. Его прическа — это пышная шапка, Джимми Пейдж и Эрик Клептон потом тоже такое носить стали. Это стало стильным «луком» внезапно. Помню тот первый раз, когда я взбил так свои волосы. Нет, никакую Perma-Strate использовать больше не буду. Когда я вышел из своей комнаты, собираясь уже на улицу, с этим «взрывом» на голове, мама спросила: «Ты же так не покажешься на людях, да?»

«Почему же. До скорого!»

Пришло время гордо реять моему причудливому флагу.

Когда уже замаячило окончание средних классов школы, я решил попробовать поступить в старшие классы в Школу музыки и искусств — это такая альтернативная школа в Манхэттене на перекрестке западной 135-й улицы и Ковент-авеню. А я в своих средних классах считался чуть ли не лучшим художником, рисование — это правда моя «фишка». Но, что столь же важно, я надеялся, что в этой новой, специальной школе обстановка будет более приятной, чем в тех мясорубках, в которые я до того попадал. Мне уже удалось уйти от взглядов на ухо, которое от меня никак не зависит, к тем, кто пялился на мое рукотворное: странные прическу и одежду. В то время в большинстве школ еще бытовал дресс-код, но в этой Школе искусств придерживались другой философии: неважно, в чем ученик пришел, главное — что пришел.

Я это видел так: из школьных чудаков я перейду в школу для чудаков.

5

Хотя рисование и стало моим входным билетом в Школу, но всерьез о карьере в сфере изобразительного искусства я не думал. И слава богу: появившись в Школе осенью 1967 года, я увидал не только множество учеников, столь же способных, как и я, но и тех, кто явно был намного, намного лучше. Это сильно отрезвило.

Искусством я занялся в основном потому, что школ для подростков, желающих выучиться на рок-звезд, просто не существовало. А искусство я считал запасным вариантом. Но нет, я тут же перестал рассчитывать на этот вариант. Я теперь точно знал: либо музыка, либо хана. Но даже при этом я ходил в школу каждый день, а мои музыкальные устремления оставались дома, в пурпурной комнате. Хотя одноклассникам я ничего не говорил про мои музыкальные планы и даже не пытался перейти на программу обучения музыке. Я, конечно, был в курсе, что ученики Школы добились успехов в музыке. Причем не только на Бродвее и в оркестрах. Вот у группы под названием Left Banke появился в ту пору большой хит «Walk Away Renee» — эти музыканты недавно окончили Школу. То же и с Лорой Нироу. Дженис Йен, которая недавно выпустила хит «Society’s Child», еще училась, когда меня туда взяли.

Однажды старший брат Мэтта Раэла, Джон, зашел пообщаться со мной. Он к тому моменту уже поиграл не в одной группе, так что мы все смотрели на него снизу вверх. На его первую группу повлияли The Ventures — серф-рок то есть — но именно в тот момент Джон возглавлял группу Post War Baby Boom, которая по звучанию напоминала что-то такое из Сан-Франциско. То есть хипповский вариант фолка, блюза и шумов джаг-бэнда. У них была певица, которая в некоторых песнях пела главную партию, — вот это напоминало первую группу Грейс Слик (прославившейся в группе Jefferson Airplane. — Прим. пер.), The Great Society. И Post War Baby Boom давали настоящие всамделишные концерты.

И вот ни с того ни с сего этот Джон приглашает меня в группу: им ритм-гитарист понадобился. У меня в голове колесики быстро закружились: так, а чего это они не пригласили Мэтта, который сейчас играет гораздо лучше меня? Может быть потому, что я в старших классах, а Мэтту до них еще год? И Мэтт не обидится ли?

Черт подери, да ведь настоящая группа! Это дико круто!

Выступаю с The Baby Boom в Томпкинс-сквер-парке в Ист-Виллидж. Я слева, мне пятнадцать. Джон Раэл — справа

И я ни секунды не колебался. Я сказал да. И вот мы уже репетируем в том самом подвале, где до того занимались мы с Мэттом. Мы сделали ускоренную версию «Summertime» Джорджа Гершвина. А я еще разобрал «Born in Chicago», версию Paul Butterfield Blues Band, и даже спел в ней лидирующий вокал.