Кит - рыба кусачая

Озерцо формой напоминает куриное яйцо, шагов сто в длину и шестьдесят в ширину. Сбросив одежонку на траву, ребята полезли с бредешком в водоем. Право первого заброда выговорили себе Генка с Петькой. Костя с Колькой оспаривать этого не стали: как-никак, а гости... Пусть будут первыми. Кит и Колька, зачерпнув в ведра свежей воды, нырнули в траву и, лежа на боку, стали подбадривать «спасателей» советами. Особенно усердствовал Килька.

— Ровней, салажата! Ровнее идите! Не наклоняйте бредешка!.. Так... — орал он. И спасатели советы его воспринимали без обиды. С бреднем ходить, как и во всяком деле, нужна сноровка, навык, без которых и ложкой в рот не попадешь...

И все же, когда озерцо было протралено в первый раз, в бредешке оказалось не меньше пятисот штук рыбьей мелюзги. Сазанчики и судачки, окуньки и таранька бились в марлевом пузыре. Их тут же ссыпали в ведра. Петька с Генкой пошли на второй заход, а Костя с Колькой двинулись к реке, чтобы выпустить молодняк на волю.

Второй заброд, третий... Хотя воды в озерце в самом глубоком месте по пояс, а все-таки работа не из легких. Нижний край бредня надо волочить по дну, поэтому приходится идти, согнувшись в три Погибели. Начала ныть поясница. Первым почувствовал это Генка, но он вида не подал: неужели же он, Муха, слабее костлявого Петьки Петуха? Нет, Генка скорее умрет, а не сдастся! Вот если бы Петька пожаловался на усталость, тогда бы Генка нашелся, как выйти достойно из трудного положения. Он бы небрежно бросил Кольке и Косте: мол, идите, покажите теперь вы свою удаль, а то мы всех мальков выловим, вам не останется. А так... тот же Петька может поднять его на смех: что, мол, старые косточки заныли? Бросит такое, а потом доказывай, что ты не верблюд! Генка сцепил зубы, и поясницу вроде бы отпустило. Чудеса!

У Петьки спина тоже исполняла «Девятую симфонию Шостаковича*, по его собственному определению, но, глядя на Муху, он крепился.

«Дьявол двужильный, — ругал он Генку, — хоть бы отдохнуть предложил... Еще улыбается!.. Догадывается, наверное, что вот-вот пардону попрошу. Да только не дождется!»

Петька доподлинно не знал, что такое «попросить пардону», но догадывался, что это что-то вроде проигранного, сражения. Мудреное выраженьице ему нравилось по своему звучанию, и он к месту и не к месту вставлял его то в мыслях, то в разговоре.

А боль в спине не проходила. «Что же делать? — ломал голову Петька. — Какой дипломатический ход придумать?»

Выручила Таня.

— Мальчики! — закричала она, выныривая из леска. — Ужинать!..

— Кончай работу! — подал команду Кит.

— Сейчас. — Петька разогнул спину, они уже достигли середины озерца. — Дотралим в последний раз. — И он снова налег на бредешок. В тот же миг Петух слабо ойкнул: ступню правой ноги обожгло, словно она попала на раскаленное железо.

— Что ты? — всполошился Генка.

— Наверное, ногу порезал. — Петька нагнулся и вытащил из ила половинку донышка от бутылки. С одной стороны ее поблескивало три острых зуба, с другой один...

Петьке стало дурно. Генка взял у него донышко и хотел зашвырнуть на берег, но вовремя спохватился.

— Костя! — крикнул он. — Иди сюда! Петька ногу располосовал. Помоги!..

Кит в несколько прыжков оказался возле Петьки.

— А ну, покажь! — скомандовал он.

Петух, придерживаясь за плечо Кости, поднял правую ногу.

— Эге! Да тут дело не шуточное, — объявил Кит. И, подхватив Петьку на руки, он вынес его на берег. — Ничего, — успокоил Костя, — в лагере промоем марганцовочкой и зальем йодом. Обойдется. Я сам однажды так же вот попался. Зажило за неделю... И какой только гад такой вот пакостью занимается, засоряет битым стеклом водоемы? Попадись он мне под горячую руку, голову оторвал бы и сказал, что так и было.

Кровь лилась из раны так обильно, что Костя вынужден был тут же перевязать ногу. На бинты пустили Генкину рубаху.

— Берите, — предложил Муха, — у меня в лагере еще есть.

Костя понес раненого в лагерь, а Генка с Колькой решили завершить траление до конца. Теперь они ступали более осторожно. И не зря. Вскоре Колька нащупал в иле остальные части разбитой бутылки — горлышко и другие более мелкие осколки. Их аккуратно извлекли и отнесли на берег. Улов перекочевал сначала в ведра, а потом — в реку.

— Как ты думаешь, — спросил Колька, зябко поведя костлявыми плечами, — заражения не будет?

— Думаю, что нет, — авторитетно ответил Генка, — промоем марганцовочкой, зальем йодом, и адью! Всем микробам амба — конец!..

— И надо же такому случиться, и именно сегодня, накануне ответственнейшей операции, в которой Петька непременно бы отличился, — сетовал Колька. — Уж он-то браконьера бы унюхал.

— Это точно, — согласился Генка, — нюх у Петьки удивительный. Бывало, спрячу пирожок в карман, иду мимо Петьки как ни в чем не бывало, и что ты думаешь? Поведет Петух носом и говорит: «А ну, выкладывай свой пирожок, жадоба!» А какой я жадоба? Я бы с ним и так поделился, но мне интересно Петькин нюх проверить.

— Да, но как же нам быть с Петькой? Придется его одного оставлять в лагере?