– И главное, Леша, никогда, ни при каких обстоятельствах никаких исповедей. Запомни это на всю жизнь. Даже если через несколько секунд наступит смерть. Церковь – это инструмент конкурирующей фирмы. Думаю, ты догадываешься, о чем я? – таинственно произнес Минин.
В Шереметьево у стойки регистрации стояла Катя. Видимо, мама проболталась…
– Почему?! – громко спросил я и тут же крепко ее обнял. – Ну почему? – повторил я, но уже шепотом.
– Я стараюсь тебя забыть, – так же тихо ответила Катя.
– Ну вот. И чуть-чуть не дотерпела до моего отлета, да?
Катя отвела взгляд:
– Зачем ты так?
Регистрация на рейс закрывалась через 12 минут. 12 минут – очень мало, чтобы разобраться в том, что происходит сейчас, и спланировать, как будет дальше. Хорошо, что она не стала пытаться этого сделать – она хорошо меня знала. Она знала, что если я ничего не начинаю обещать, значит, на то есть причины. Она просто продемонстрировала свои чувства, а когда я попросил прощения и сказал, что мне пора, она снова убежала…
Глава VII. «Александр Сергеевич Сяодэн»
«Знание наперед нельзя получить от богов и демонов, нельзя получить и путем заключения по сходству, нельзя получить и путем всяких вычислений. Знание положения противника можно получить только от людей».
Мой путь в Гуанчжоу лежал через Шэньчжень, где я несколько месяцев проработал представителем одной из российских компаний, занимавшейся поставками шурупов из Китая. Такой маршрут был выбран не случайно: выяснилось, что Пэн Сяодэн, тот самый Пушкин, стал одним из топов стремительно развивающейся компании ZTE, к которой в Центре давно присматривались.
Возможность заполучить информатора столь высокого уровня упускать было нельзя. В Китае есть пословица: «Сколько людей – столько дорог». В моей голове она трансформировалась, отразив специфику моего пребывания в этой стране: «Сколько людей – столько источников информации». Собирая ее по крупицам отовсюду, в разном объеме, мне нужно было соединять ее в одну четкую, понятную структуру.
Приехав в Шэньчжень, я снял квартиру на морском побережье, недалеко от головного офиса компании ZTE. Решив на новом месте все бытовые вопросы за неделю, я набрал Пэна. Он обрадовался моему звонку и даже не поинтересовался, откуда у меня его номер. Мы договорились встретиться в одном из элитных баров, недалеко от места его работы. Пэн любил посещать дорогие места.
– Гербицид, здорово! – крикнул старый приятель, завидев меня.
– Здорово, Пушкин! – поприветствовал я его.
– По телефону я тебя не сразу узнал. Как там у вас говорится по этому поводу? – решил блеснуть знаниями Пэн, вспоминая, как во время учебы я рассказывал ему разные русские приметы про деньги и богатство.
– Богатым буду, – радостно ответил я.
– Вот-вот, точно будешь. Слушай, по телефону уже не понять, что ты иностранец.
– Ну, так не зря поди я столько времени зубрежкой занимался.
Специально для нашей встречи Пушкин заказал самое лучшее место в баре с видом на город, мелькающий рекламными вывесками.
– Что будем пить? – спросил меня китаец, высматривая в глубине бара знакомого официанта.
– Водку! Не разучился пить? – спросил я, вспоминая наши студенческие годы. Пэн уже тогда пристрастился к алкоголю. В нашем харбинском сельскохозяйственном он учился плохо. Туда его пристроил отец, отставной военный генерал, под присмотр своего брата, который был заместителем ректора. Сын генерала, с детства не знавший слова «нет», и в университете ни в чем себе не отказывал. Он часто устраивал тусовки, на которых гулял весь химфак: алкоголь, «колеса», кетамин, уйгурский гашиш, всего этого на вечеринках было с избытком. Пользуясь большой популярностью среди девчонок, он менял их как перчатки, прослыв ловеласом. Я часто писал за него лабораторные работы, поэтому тогда он дорожил нашими отношениями.
– Может, по белому да чаю? У меня для двоих хватит, – спросил он, потирая ноздри.
– Нет, не надо мне предлагать кетамин, – ответил я.
– По-китайски говоришь лучше меня, а смысл-то не догоняешь. Чистейший кокс, Вэй Мин, давай? – предложил он, назвав меня моим китайским именем, одновременно доставая из внутреннего кармана пиджака пакетик. Я понял, что кокаин – его ежедневное баловство.
– Твою мать, убери! – Я дернулся к нему. – Нас расстреляют. Ты забыл, что за это смертная казнь? – сказал я, при этом понимая, что в этом заведении, по ходу, у каждого был такой пакетик.