Китай-город

Обретенные сокровища Морозов хранил в просторном доме во Введенском (ныне Подсосенском) переулке, 21. Кабинет украшали картины, написанные Врубелем на тему "Фауста" Гете. Этот дом-музей приглянулся анархистам-латышам, захватившим его весной 1918 года. За месяц революционеры разворовали все до одной табакерки, все ткани, перебили много фарфора, поломали мебель. Гравюры вытряхивали из папок на пол. Искали в них нечто более ценное...

Все что осталось - национализировали большевики, открыв в доме музей старины. Спустя несколько лет особняк понадобился новой власти для утилитарных целей. Музей закрыли в 1929 году, когда начали крушить все подряд в старой Москве. Коллекции раздали музеям. Фарфор, 2459 предметов, попал в Кусково, дворец-музей. Там можно увидеть, на что тратил миллионы Алексей Морозов. По примеру родственника, он не уехал за границу, умер в Москве, пережив свой расчлененный музей.

Все дома на Варварке принадлежали фамилиям богатейших купцов и фабрикантов - Перловым, Расторгуевым, Арманд. Ни один аристократ владений здесь не сохранил, за исключением Романовых, в чьих палатах открылся музей царской фамилии. В доме на Варварке, 26, помешалось товарищество русско-американской резиновой мануфактуры "Треугольник", промышлявшее товаром в начале ХХ века крайне необходимым - галошами. Оно соседствовало под одной крышей с "Сибирским подворьем", с одной из многих гостиниц Китай-города, где теперь одна "Россия". Ради нее безжалостно сломали почти все другие строения.

Чуть было не разделил их участь четырехэтажный дом, предназначенный под снос. Каменная коробка всем казалась рядовой постройкой. Таких много появилось в московских дворах после "великих реформ". Тогда средневековые палаты надстраивались, проемы растесывались и преображались в обычные двери и окна. Только один человек в Москве знал, что в толще четырехэтажного дома на Варварке скрываются палаты Старого Английского двора. Этим знатоком был Петр Дмитриевич Барановский. Задолго до Европы, в 1920 году, он обосновал идею музея под открытым небом. И реализовал ее в селе Коломенском, куда перевез домик Петра, другие постройки. Ему непременно поставят монумент перед одним из спасенных им памятников. Этот один человек играл роль, какую сегодня исполняет главное управление по охране исторического наследия, рискуя при этом головой. Его судили и сослали в лагерь. Сибирские морозы не остудили горячую голову. (Мне рассказывал Владимир Яковлевич Либсон, руководивший реставрационной мастерской, что Барановский среди ночи звонил ему домой и вместо приветствия заводил разговор словами: "Гибнет русская культура!".) Он не дал разрушить Андронников монастырь, нашел место, где захоронен Андрей Рублев. Барановский убедил "отца города" Владимира Промыслова, склонного, по его выражению, "подломать" чуть ли не всю старую Москву, не делать этого на Варварке. Поэтому сегодня там белеют палаты Старого Английского двора.

Палаты пожаловал англичанам Иван Грозный, когда начались сношения с далекой Англией. В них побывала во время визита в Москву Елизавета II и увидела, как жили здесь ее соотечественники, основавшие вблизи Кремля "Московскую компанию". Это может увидеть каждый, кто войдет под своды музея на Варварке.

Сегодня четную сторону улицы заполняют две палаты-музея и четыре церкви - Варвары, Максима Блаженного, Покрова Богородицы и Георгия. Последняя, в отличие от других Георгиевских в Москве, имела несколько дополняющих названий - "на Псковской горе", "у Старых тюрем", "что на пяти углах". Маленький храм с пятью главами появился на месте более древнего времен Ивана Грозного в середине ХVII века. Колокольня и трапезная моложе на два века. Псковской горой эта часть холма стала называться после того, как Василий III переселил из непокорного Пскова знатных людей. Вблизи храма находился Государев тюремный двор, проще говоря, тюрьма. Углов также поубавилось. Я застал Псковский переулок, исчезнувший в пору строительства "России". Тогда зашел в опустевший дом и сорвал с двери на память пожелтевший листок со списком жильцов коммунальной квартиры. Против каждой фамилии значилась цифра, обозначавшая количество звонков, закрепленных за каждой комнатой. Все жильцы их слушали и про себя считали - кому идти открывать дверь в общей прихожей. Надо ли говорить, с какой радостью покидали они Псковский переулок и другие "углы", переезжая в отдельные квартиры домов, казавшихся им тогда не "хрущобами", а предвестниками грядущего коммунизма, обещанного Хрущевым в 1980 году.