Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.

Нужно отметить, что в результате завоевательных походов монголо-китайских войск на Индокитайский полуостров и Яву посольские связи юаньского правительства со странами Южных морей не были оживленными. К середине XIV в. они практически вообще не поддерживались. Как сказано в одном из указов Чжу Юань-чжана, во время борьбы за свержение монгольской власти в Китае в течение многих лет продолжались войны, «далекие и близкие иноземцы из всех четырех стран света не приезжали, чтобы выразить свои дружественные намерения и проявить искренность»[57]. Поэтому минский двор выступил инициатором установления и расширения посольских отношений со странами Южных морей.

На следующий же год после провозглашения новой династии Мин из Китая стали рассылаться посольства в заморские страны. В 1369 т. посланец (син жэнь) У Юн вместе с Янь Цзун-лу, Ян Цзаем и другими был направлен в Тямпу, на Яву и в Японию[58], посланец Чжао Шу — в Палембанг[59]. В 1370 г. сановник Го Чжэн был послан во главе посольской миссии в Камбоджу[60], посол (ши чэнь) Люй Цзун-цзюнь — в Сиам[61], а цензор провинции Фуцзянь Чжан Цзин-чжи и чиновник из местного цензората Шэнь Чжи — в страну Бони[62].

Об этих посольствах в «Мин ши» сказано следующее: «Как только минский (тай) цзу утвердился в Поднебесной, в разные стороны были направлены послы с императорскими манифестами и посланиями, чтобы огласить их в различных странах, были также отпущены ритуальные деньги для принесения жертв духам гор и рек этих стран, в целях их умиротворения»[63].

Согласно древней традиции, средневековые китайские дипломаты скрывали свои истинные намерения за разговорами о «высшем моральном долге». Поэтому активная деятельность минского двора по налаживанию посольских связей с заморскими странами официально трактовалась как долг китайского императора «(распространять на дальние расстояния престиж и добродетель». Большое место в этой связи уделялось доктрине «нравственного перевоспитания» иноземцев, т. е. насаждению среди них китайских обрядов и обычаев. Например, одна из каменных стел близ Нанкина, относящаяся к началу XV в., заканчивается словами императора: «[Я] постоянно направляю посольства во все иноземные заморские страны, чтобы нравственно их [иноземцев] перевоспитать, научить этикету, привить чувство долга и тем изменить их варварские привычки»[64]. Однако это, конечно, не имело ничего общего с истинными целями внешней политики минского правительства.

Китайские послы, направленные в заморские страны, должны были огласить там императорские манифесты и передать их местным властителям. В манифестах в различных формулировках сообщалось о падении власти монгольских феодалов в Китае и провозглашении новой династии, а также декларировалась верховная власть императора над иноземцами. Эти документы интересны как отражение первых внешнеполитических шагов нового правительства в отношении заморских стран. Манифест, направленный в 1370 г. на Яву (и, очевидно, в ряд других стран), гласил: «С древности те, кто царил в Поднебесной, простирали свой надзор над всем, что лежит между Небом и Землей, над всем, что освещается солнцем и луной. Всем людям, живущим далеко или близко, без исключения желаем спокойствия на [их] землях и радостной жизни. Однако необходимо, чтобы сначала спокойствие воцарилось в Китае, а затем уже чтобы подчинились ему десять тысяч стран всех четырех сторон света. Бывший недавно юаньским государем Тогон-Тимур — отпрыск рода, погрязшего в пьянстве и разврате, — не задумывался о жизни народа… Из сочувствия к бедственному положению людей я начал справедливую войну и искоренил беспорядки и грабежи. И войска, и народ подчинились Мне, и Я занял императорский престол, назвав династию Великая Мин и взяв эру правления Хунъу. В позапрошлом году была взята юаньская столица и окончательно покорен весь Китай. Тямпа, Дайвьет и Гаоли (Северная Корея. — А. Б.) — все эти страны прислали ко двору дань… Я управляю Поднебесной, подражая императорам и правителям прежних династий, и желаю лишь того, чтобы и китайский, и иноземные народы спокойно обретались каждый на своем месте. За сим беспокоюсь, что различные иноземцы, живущие уединенно в далеких странах, еще не все знакомы с Моими устремлениями. Поэтому направляю к ним послов с императорскими манифестами, чтобы всем об этом стало известно»[65].

Таким образом, основное содержание документа сводится к оправданию внутренних перемен в Китае. Что же касается позитивной программы в отношении иноземных стран, то она выражена еще очень расплывчато, и каковы «устремления» императора, о которых здесь упоминается, остается неясным. Очевидно только желание минского правительства на первых порах сохранить status quo во взаимоотношениях с заморскими странами, чтобы «все народы обретались каждый на своем месте». Это было продиктовано вполне естественным желанием предотвратить вмешательство с тыла во время упорных войн на северо-западе.